Декабристы - [122]

Тюрьму — бывшую тесную и грязную казарму — охраняли двенадцать казаков и один унтер-офицер. В сопровождении Бурнашева Мария отправилась в помещение, где находился Сергей. В первый момент Мария была поражена необычной обстановкой и темнотой. Это маленькая комнатка, где нельзя повернуться. В этой норе живут князь Волконский, князь Трубецкой и князь Оболенский. Звон цепей возвращает ее из какого-то оцепенения — перед ней стоит ее супруг Сергей Волконский.

«Вид его кандалов, — вспоминала много лет спустя Мария Волконская, — так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом — его самого».

Бурнашев изумлен и потрясен таким изъявлением уважения к страданиям того, к которому он относится как к каторжнику.

«Действительно, если даже смотреть на убеждения декабристов, как на безумие и политический бред, — пишет в своих воспоминаниях Мария Волконская, — все же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое»

Начинается новая страница в жизни Марии Волконской. С этого дня до самой смерти она терпела невзгоды, страдания и лишения узницы. Она пишет:

«По окончании свидания я пошла устроиться в крестьянской избе… Она была до того тесна, что, когда я ложилась на полу на своем матраце, голова касалась стены, а ноги упирались в дверь. Печь дымила, и ее нельзя было топить, когда на дворе бывало ветрено: окна были без стекол, их заменяла слюда».

На следующее утро Мария решила попытаться увидеться с мужем. Только занялась заря, она уже на ногах. Оделась тепло, набросила на плечи шаль и пошла разузнать, где находятся рудники. Быстро добралась до входа в них, уговорила стражника и с горящим факелом в руках спустилась в темное подземелье.

В длинном лабиринте тепло, воздух сырой и спертый. Мария почти бежит вперед. Неожиданно сзади раздается окрик остановиться. «Я поняла, что это был офицер, который не хотел мне позволить говорить с ссыльными, — вспоминала позже Волконская. — Я потушила факел и пустилась бежать вперед, так как видела в отдалении блестящие точки: это были они, работающие на небольшом возвышении. Они спустили мне лестницу, я влезла по ней, ее втащили — и, таким образом, я могла повидать товарищей моего мужа, сообщить им известия из России и передать привезенные мною письма».

Мария увидела Давыдова, братьев Борисовых и Арта-мона Муравьева, который назвал эту сцену «сошествием в ад».

Поступок Марии Волконской вызвал чувства восхищения и уважения у всех узников.

Вскоре нежная и хрупкая Мария почувствовала на себе все невзгоды и лишения, которые постоянно переносили узники. На их пропитание отпускались совершенно мизерные суммы, и каждый месяц жены должны были отчитываться о расходах перед начальником рудников. По этому поводу даже грубый и жестокий Бурнашев откровенно говорил:

— Дьявол его знает, какие глупые инструкции нам дают: держать преступников строго и беречь здоровье их. Без этого смешного дополнения исполнял бы как следует инструкцию и за полгода доконал бы их всех…

Две княгини, Волконская и Трубецкая, живут более чем скромно — наличные деньги, которые привезли, уже на исходе. Приходится сокращать расходы на питание.

»… Суп и каша — вот наш обыденный стол; ужин отменили, Каташа (Трубецкая), привыкшая к изысканной кухне отца, ела кусок черного хлеба и запивала его квасом. За таким ужином застал ее один из стражей тюрьмы и передал об этом ее мужу. Мы имели обыкновение посылать обед нашим; надо было чинить их белье. Как сейчас вижу перед собой Каташу с поваренной книгой в руках… Как только они узнали о нашем стесненном положении, они отказались от нашего обеда»

Тихо и однообразно текут дни в этом глухом, захолустном месте. И только здесь, в Сибири, Мария Волконская поймет и проникнется горькой истиной. По высочайшему решению жены, последовавшие за своими мужьями к месту их заточения, не имеют права возвратиться назад.

«Очутившись только здесь, — писала Мария своим близким, — поняла, что те из нас, которые поехали дальше Иркутска, не могут теперь возвратиться. Раз это так, то я счастлива, что этого не знала раньше. Сейчас могу со спокойной совестью посвятить себя целиком своему мужу. Это — единственное желание моего сердца. Моим долгом было разделить свою жизнь между Сергеем и моим сыном. Теперь поняла смысл предупреждения, содержавшегося в словах императора. И тысячу раз благодарю бога, что не понимала этого раньше. Это бы увеличивало страдания, которые разрывали мое сердце. Теперь нет вины перед моим дитем. Если я не с ним, то не по своей воле. Иногда думаю, что почувствуют мои родители, когда узнают эту новость. И только в эти минуты мне становится больно».

Сибирская весна рассеивает в некоторой мере тягостное настроение и состояние Марии. Она и Трубецкая предпринимают продолжительные прогулки и с нетерпением ожидают дней свиданий с мужьями. Иногда, проходя у сельского кладбища, Каташа шептала Марии: «Здесь ли нас похоронят?» Нередко летом обе женщины поднимались на большой камень против тюрьмы, откуда разговаривали со своими мужьями.