Декабристы на Севере - [17]
7 июля 1830 года А.С. Горожанский вышел из крепости и выехал к месту службы — в 7-й линейный Оренбургский (бывший Кизильский гарнизонный) батальон “под бдительное наблюдение начальства”. Начался оренбургский период жизни декабриста. Находиться на свободе, хотя и под надзором, ему долго не пришлось. В ноябре 1830 года командир отдельного Оренбургского корпуса генерал-адъютант граф Сухтелен сообщил в столицу, что по прибытии на новое место Горожанский “отзывался больным”. Лекарь нашел его “одержимым слабостию нервов, с подозрительным расстройством умственных способностей”, но могущим нести службу. Назначенный дежурным по караулам, Горожанский в первый раз справился с обязанностью, но при вторичном ее выполнении он, осматривая посты, нанес обнаженной шпагой несколько легких ударов по голове стоявшему на часах рядовому Стугину за то, что тот будто бы нерадиво нес караул. Горожанского должны были судить по всей строгости закона, если бы медицинская комиссия военного суда признала его вполне вменяемым.
Не успели закрыть дело с часовым, как Сухтелен в очередном донесении сообщал, что Горожанский “оказал буйство против одного офицера и рядового, которые были приставлены к нему для присмотра” и объявил батальонному адъютанту подпоручику Янчевскому, что не признает над собой власти царя и повинуется только одной христианской власти, и при этом “произносил разные дерзкие слова на особу его величества”.
Это же он “дерзнул повторить батальонному своему командиру и коменданту Кизильской крепости, который, узнав от Горожанского, что он совершенно здоров, и удостоверясь по сему, что он имеет дерзкие намерения, приказал посадить его под строгий надзор”.[111] К этому корпусной командир добавил: “Из наблюдений, сделанных над Горожанским… обнаружилось в его характере, крутом и пылком, особенное против всего ожесточение, которое раздражается и увеличивается при малейшей неприятности”.[112]
Военное начальство, ничтоже сумняшеся, вопреки заключению медицины утверждало, что Горожанский здоров. Факты ставились с ног на голову только для того, чтобы избавиться от революционера и ухудшить его и без того тяжелое положение.
Николай I распорядился отправить Горожанского в Соловецкий монастырь и содержать под неослабным караулом. Срок заточения не оговаривался. Об этом 15 декабря 1830 года управляющий главным штабом генерал-адъютант граф Чернышев ставил в известность синодального обер-прокурора князя Мещерского, просил последнего “сделать надлежащее распоряжение о предписании духовному начальству Соловецкого монастыря принять в оный поручика Горожанского” и содержать его там “по силе высочайшего указания”. Одновременно обер-прокурор синода уведомлялся о том, что Горожанского пришлет в монастырь архангельский военный губернатор. На следующий день Мещерский сообщил о содержании письма Чернышева синоду, и тот, заслушав предложение обер-прокурора, постановил: “О сем высочайшем повелении Соловецкого монастыря к архимандриту Досифею послать указ с тем, чтобы по доставлении поручика Горожанского в Соловецкий монастырь был он содержан в оном под строгим надзором, и чтобы употребляемы были как лично им, архимандритом, так и через посредство искусных монашествующих кроткие и приличные меры к приведению его в раскаяние в содеянном им преступлении и об образе жизни его доносимо было святейшему синоду по полугодно”.[113] По просьбе Мещерского министр финансов предписал Архангельской казенной палате отпускать по требованию настоятеля на содержание Горожанского по 120 рублей (36 рублей серебром. — Г. Ф.) в год со дня поступления его в монастырь.
11 февраля 1831 года Горожанского привезли в Архангельск и поместили в губернской тюрьме “в отдельном покое под строгим присмотром”.[114]
Поскольку в зимнее время не было связи с островами Соловецкого архипелага, в монастырь декабриста отправили лишь с открытием навигации. В Государственном архиве Архангельской области в фонде канцелярии гражданского губернатора хранится дело о пребывании А.С. Горожанского в Архангельске, из которого видно, что только 17 мая 1831 года под охраной квартального надзирателя Бенедиксова и жандарма Першина декабриста отправили на Соловецкие острова. Занимался этим гражданский губернатор Филимонов.
21 мая 1831 года архимандрит Досифей “почтительнейше доносил” в синод и уведомил отправителя, что в этот день доставлен в монастырь важный “государственный преступник” Горожанский, который “принят исправно и содержится с прочими арестантами в соловецком остроге”.[115] Так началась для бывшего кавалергарда тюремная жизнь в монастыре. Жизнь, полная мук и страданий.
Сейчас трудно, просто невозможно составить точное представление о тюрьме Соловецкого монастыря первой половины XIX века. Самое кошмарное сновидение поблекнет перед тогдашней инквизиторской действительностью Соловков. Могильная тишина тюремных гробов, вечные акафисты в честь Христа, елейные увещания архимандрита и старшей братии, принудительное церковное покаяние в реальных или мнимых грехах, полуголодное существование должны были парализовать волю узника, атрофировать его разум, словом, превратить человека в животное.
В книге рассказана история тюрьмы Соловецкого монастыря в XVI-XIX веках. В ней приводятся сведения о строительстве тюремных помещений на Соловках, о тюремном режиме и о судьбах известных в истории русского революционного движения борцов, томившихся в Соловецких казематах.Автор использовал материалы из московских, ленинградских и архангельских архивов.
Книга доктора исторических наук, профессора Г.Г. Фруменкова представляет собой переработанное и дополненное издание брошюры «Соловецкий монастырь и оборона Поморья в XVI–XIX веках», вышедшей в Архангельском книжном издательстве в 1963 г.На основе многочисленных архивных и печатных источников автор восстанавливает военную историю Соловецкого монастыря-крепости, увлеченно рассказывает о героической борьбе поморов с иноземными захватчиками за честь, свободу и национальную независимость нашей Родины.
Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.
Большую часть жизни А.С. Дзасохов был связан с внешнеполитической деятельностью, а точнее – с ее восточным направлением. Занимался Востоком и как практический политик, и как исследователь. Работая на международном направлении более пятидесяти лет, встречался, участвовал в беседах с первыми президентами, премьер-министрами и многими другими всемирно известными лидерами национально-освободительных движений. В 1986 году был назначен Чрезвычайным и полномочным послом СССР в Сирийской Республике. В 1988 году возвратился на работу в Осетию.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.