Декабристы - [80]
Летом того же года среди столичных литераторов распространился слух, что журнал вскоре прекратит существование. «“Невский зритель” издыхает и… к новому году закроет глаза», — утверждал журналист Александр Измайлов тогда же, в августе 1820 года>>{581}.
Но эти мрачные прогнозы не оправдались — «Невский зритель» продолжал выходить.
В истории публикации сатиры «К временщику» странным выглядит и поведение ее автора, Рылеева. В конце 1820 года он еще не был знаменитым поэтом, не состоял в тайном обществе. Первые робкие шаги в литературе делал 25-летний отставной подпоручик, не выслуживший в армии ни денег, ни чинов, вынужденный с женой и грудной дочерью снимать дешевую квартиру и просивший «маменьку» прислать ему «на первый случай посуды какой-нибудь, хлеба и что вы сами придумаете нужное для дома, дабы не за всё платить деньги»>>{582}.
Сам Рылеев квалифицировал свою сатиру как «неслыханную дерзость»>>{583}. Александр Тургенев писал в феврале 1821 года Вяземскому: «Читал ли дурной перевод Рубеллия в “Невском зрителе”? Публика, особливо бабья, начала приписывать переводчику такое намерение, которое было согласно с ее мнением». «Нельзя представить изумления, ужаса, даже можно сказать оцепенения, каким поражены были жители столицы при сих неслыханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с великаном. Все думали, что кары грянут, истребят и дерзновенного поэта, и тех, которые внимали ему», — вспоминал Николай Бестужев>>{584}. Стихотворение произвело в петербургском обществе эффект разорвавшейся бомбы.
И, конечно, современники не могли не удивиться не только дерзости, с которой никому не ведомый отставной подпоручик бросал вызов Аракчееву, но и тому, что за публикацию сатиры «ничего не было» не только автору, но и цензору с издателями.
«1815–1825 гг. вошли в российскую историю как время сплошной аракчеевщины», — утверждает историк Н. А. Троицкий>>{585}, и такая оценка является общим местом в исследованиях, посвященных александровскому царствованию. Но к началу 1820-х годов можно говорить не об одном, а по меньшей мере о трех российских временщиках, наделенных «особливым доверием» Александра I. Кроме Аракчеева это были министр князь Александр Голицын и начальник Главного штаба князь Петр Волконский. Сравнивая эти фигуры, Филипп Вигель отмечал, что «в беспредельной преданности царю у Аракчеева более всего был расчет, у Волконского — привычка; только разве у одного Александра Николаевича Голицына — чувство»>>{586}.
У временщиков были разные сферы деятельности: Аракчеев руководил военными поселениями, заведовал канцелярией Кабинета министров и имел серьезное влияние на его персональный состав. Волконский, начальник Главного штаба, занимался по преимуществу делами военными. Министр духовных дел и народного просвещения Голицын отвечал за функционирование школ и университетов, был руководителем цензурного ведомства и через него управлял литературой, под его патронажем находились все существовавшие в России вероисповедания.
Естественно, они враждовали между собой. В конце 1820 года в связи с «семеновской историей» борьба за исключительное влияние на государя обострилась. Александру I, находившемуся за границей, представили эти волнения как следствие деятельности подчиненных, насаждавших «просвещение» среди солдат Гвардейского корпуса. Объективно мысль эта была выгодна и Волконскому, потому что снимала обвинения в «подстрекательстве» солдат с его ведомства, и Аракчееву, поскольку позволяла ослабить влияние Голицына при дворе.
Вероятно, сатира «К временщику» была частью «защитительной» кампании Голицына, призывавшей отыскивать «причины зла» в другом месте.
Можно только строить догадки, почему выбор Голицына пал именно на Рылеева. Очевидно, министру необходим был человек неизвестный, не вполне включенный в литературный процесс. Соответственно, выпад против Аракчеева в этом случае можно было представить как «глас народа».
История с публикацией сатиры имела и вполне конкретные последствия. Очевидно, ближайшим из них было появление у общества мысли, что в «семеновской истории» виноват именно Аракчеев, который, зная Шварца как жестокого офицера, специально рекомендовал его к должности командира Семеновского полка. Впоследствии мысль эта закрепилась и в мемуарах, и в историографии. На самом деле никакого отношения к получению Шварцем новой должности Аракчеев не имел и, по-видимому, даже не знал его лично.
После «семеновской истории» и сатиры «К временщику» имя Аракчеева становится едва ли не нарицательным, обозначающим государственного злодея, консерватора и противника любого инакомыслия. На «временщика» пишутся многочисленные эпиграммы, которые распространяются в списках и даже пересылаются по почте. Ни писать, ни читать эти эпиграммы уже не боялись — произведение Рылеева публиковалось в открытой печати.
Семеновский полк был раскассирован: и солдат, и офицеров перевели в армейские полки, стоявшие в провинции, без права отпуска и отставки. Некоторые особо активные солдаты оказались на Кавказе. Шварц, приговоренный военным судом к смертной казни, был в итоге лишь отправлен в отставку.
