– Ваша правда, ваше высокородие, ваша правда. Не убил. В живых вы остались. Так ведь попутал бес.
– Дурак! - закричал полковник.
– Так точно - дурак, - согласился Шутов. - Оно же, конечно, раз поднял ружьё, так что же тут думать - коли без промаха.
Взвизгнул полковник Гебель, хватанул по щекам гренадера.
Михея Шутова двенадцать раз провели сквозь тысячный строй солдат, а затем погнали в Сибирь на вечную каторгу.
Когда войска стояли на Сенатской площади, Николай I подсылал к восставшим разных лазутчиков. Интересно было ему узнать, какие речи ведут декабристы, кого ожидают к себе на помощь, кто старший у них над войсками, много ль вообще солдат, что говорят в народе, забившем Сенатскую площадь.
Подходили лазутчики то тихо, осторожно, через соседние улицы, крадучись, то словно свои - в открытую, заводили беседы разные. Затем возвращались опять к царю, доносили о том, что видели.
Были посланцы в чинах и званиях, просто жандармы были, появлялись люди в партикулярном - гражданском - платье. А тут подошёл подпоручик гвардейский, совсем молодой, кудрявый.
Покрутился подпоручик возле народа, потом поравнялся с солдатской цепью, завёл разговор с солдатами.
Вначале осторожно, издалека: мол, погода сегодня неважная, мол, пробирает насквозь мороз. Гренадеры стояли в одних мундирах.
Какой-то усач поддакнул:
– Ваше благородие, как есть, всё верно. Аж холодит внутри. Оно, конечно, в казармах лучше.
– Да и дело как раз к обеду, - обронил невзначай подпоручик.
Забурчало в гренадерских желудках от этих слов. Представились каша и щи солдатские. Кто-то слюну глотнул. Сожалеючи кто-то вздохнул:
– Как раз в эту пору к еде команда.
Смотрит подпоручик - народ податливый. Решает, пора о главном. Глянул быстро по сторонам, нет ли из восставших офицеров кого поблизости. Голос до тихого сбавил:
– Покайтесь. Простит государь. Покайтесь!
Не ожидали солдаты таких речей. Ясно теперь гренадерам, кто перед ними такой и зачем он сюда пожаловал.
– Покайтесь, - снова сказал подпоручик.
Всколыхнулся солдатский ряд:
– Да что тут слушать. Бей ты его, кудрявого!
– Прикладом его, прикладом!
– А ну придави штыком!
Избили солдаты лазутчика. На четвереньках едва отполз.
Потом на допросах, когда задавали вопрос - кто же избил подпоручика, все отпирались: не знаем, не ведаем, и в глаза-то не видели, и слыхом не слышали.
И вдруг:
– Я!
– Я!
– Я!
Десять, двадцать уже назвалось. Признаются всё новые, новые.
Оказалось, что солдатами был избит подпоручик Яков Ростовцев. Тот самый предатель, выдавший план декабристов царю Николаю I.
Узнали солдаты, кого они били. Проснулась солдатская гордость. Каждому хочется, чтобы знали теперь другие, что и он колотил предателя. Вот и стали они признаваться. Даже нашлись такие, которые и близко к месту тому не стояли да и вообще о том, что кого-то когда-то побили, впервые сейчас услышали, однако и эти теперь кричали:
– Я тоже его хватил!
– Я тоже по роже смазал!
Вот ведь поворот неожиданный.
Хоть и пришибли тогда на Сенатской солдаты изрядно Ростовцева, но нужно сказать, что ему повезло, конечно. Не знали солдаты в лицо предателя. Если бы знали, вовсе не встал бы с земли Ростовцев.
Лежал он побитым. Без стонов и вздохов. Сил не хватало на стоны. Лежал в казарме, на полу, на соломе. Спина превратилась в кровавое месиво.
Два солдата пришли к несчастному. Ступали тихо, не по-солдатски, словно по пуху шли.
– Дядька Андрей!
Поднял тот веки, повёл глазами.
– Дядька Андрей, прости!
Опустились они на колени, пригнули солдатские головы.
Олимпий Лазыкин и Аким Петухов были из тех, кто не примкнул к восставшим. Служили они в лейб-гренадерском полку с дядькой Андреем в одном полувзводе. Дядька Андрей из бывалых солдат бывалый. Двадцатый год на солдатской службе. Петухов и Лазыкин почти новички - первых мундиров ещё не сносили. 14 декабря вместе со всеми восстал полувзвод. Дядька Андрей, как и все, ушёл на Сенатскую площадь. Петухов и Лазыкин в казармах остались. Разошлись их солдатские судьбы. Бывалый пошёл под палки. За верность царю молодые добились чести. Только честь вот им какая выпала палками бить своих.
Началась в лейб-гренадерском полку экзекуция. В два длинных ряда стоят солдаты. Это те, кто будет виновных бить. Среди них Петухов и Лазыкин. Друг против друга. Держат в руках шомпола.
Вот идёт Пантелей Долговязов. Жах! Вот Семён Рытов, Даниил Соловьёв. Жах! Жах! Трофим Федотов, Фёдор Трофимов. Жах! Жах!
А вот и дядька Андрей ступает.
Ещё издали видят его Петухов и Лазыкин. "Пропущу", - решает Лазыкин. "Пропущу", - Петухов решает. Поравнялся с ними дядька Андрей. Пропустили солдаты его без удара. Только прошёл гренадер, как тут:
– Стой! Назад!
Хитрость солдат офицер заметил. Заставил он дядьку Андрея вернуться назад.
– Бей! - закричал на Лазыкина.
Вскинул тот шомпол. Ударил.
Жах!
– Бей! - на Петрова кричит офицер.
Вскинул тот шомпол. Ударил.
Жах!
Двенадцать тысяч ударов назначили дядьке Андрею. Двенадцать раз он прошёл сквозь тысячный строй солдат. По двенадцать раз опустили Лазыкин и Петухов свои шомпола на его оголённую спину.
