Дедушка русской авиации - [25]
Вместе с нами обслуживать технику будут доработчики с завода-изготовителя и других предприятий Министерства авиационной промышленности СССР. Поэтому наша задача — создать им все условия для работы, для организации доделок, восстановления и замены узлов и деталей. До нас самолет прошел предварительную обкатку в морской палубной авиации. Правда, он был опробован в укороченном варианте — с обрезанными соплами и без тормозного парашюта.
Опыт эксплуатации показал, что боевой потенциал этой машины очень высок. С подвесными топливными баками, на максимальном потолке и с максимальной скоростью 2М самолет может летать до восьми часов. Он делает полный разворот в круге диаметром четыреста метров и идет под углом атаки более ста градусов. Поэтому теперь мы можем надежно сопровождать не только истребители и «Орионы», но и «Блэкберды», и любую другую машину вероятного противника! Сегодня наша главная задача — в сжатые сроки провести боевые стрельбы по макетам крылатых ракет над морем с использованием тепловых и радийных ракет, провести стрельбы из пушек и поставить самолеты на боевое дежурство ко дню открытия двадцать седьмого съезда КПСС! За работу, товарищи военнослужащие! Ура!!
Табуреткой по голове
В ТЭЧ образовались новые группы регламентных работ (теперь их стало уже одиннадцать). Группа СД разделилась на самолетчиков (С) и двигателистов (Д). Полторацкий, Жужгов и капитан Браташ остались в группе С. В ТЭЧ из других подразделений перевели более десятка офицеров и прапорщиков, добавили духов, недавно вышедших из карантина. Служба усложнилась — самолеты часто ломались: клинило створки тормозного парашюта, отказывали радиоантенны, проливалась гидравлическая жидкость, подтекало топливо, стопорило фонарь кабины, и т. д., и т. п. Винты на планере новые, неразработанные, залитые краской. Чтобы открутить один маленький лючок, приходилось зачастую возиться по часу и более. Однажды Полторацкому довелось открывать боковую решетку воздухозаборника. Отвернув штук двести винтов, Игорь почувствовал, что у него отваливаются руки. Тремор держался до самого отбоя.
Командование торопило — до съезда оставались считанные недели. Стали приходить самолеты со стрельб. От пусков ракет у планеров были опалены и оплавлены плоскости — конструктивная недоработка. Пришлось дорабатывать на ходу. А тут еще пошла скакать погода — потепление чередовалось с морозом, повалил снег. Взлетная полоса время от времени схватывалась ледком, который не брали даже тепловые машины. Полк будили в пять часов утра, везли на полосу и приказывали долбить ее ломами — делать на гладком льду зазубрины, чтобы за них цеплялась тепловая струя и сдирала ледовую корку.
ТЭЧ забыла о телевизоре, кино, выходных, книгах, газетах и прочих радостях жизни. Только работа, работа и работа.
Под самый новый год ударил сорокаградусный мороз. Как назло, после ужина ТЭЧ неожиданно послали на разгрузку вагона угля. Вкалывали всю ночь, приползли в казарму около семи часов утра. Едва помывшись, повалились спать. Полторацкий отправил нескольких карасей в столовую за порцайками. Гонцы притащили три чайника кофе, десяток разрезанных буханок белого хлеба, сахар и масло, но есть почти никто не стал — все мертвецки хотели спать. В одиннадцать часов явился майор Рудык, поднял ТЭЧ и приказал идти на работу. В ангаре солдаты ползали сонными мухами. После обеда Охримчук увел в санчасть семерых простуженных (включая Гиддигова и Жужгова). Спать ТЭЧ легла сразу после ужина.
В полночь Полторацкий проснулся и пошел в туалет по малой нужде. В сортире было грязно, причем, уборка явно не проводилась в течение всего дня. Такого безобразия при Гоше еще не было. С отвращением помочившись в загаженное очко, Полторацкий вернулся в кубрик.
— Наряд по роте! Курбатов, Черемисов, Юлдашев! Подъем!
С койки сонно отозвался Курбатов:
— Ну, в чем дело?
— Весь сортир в дерьме!
— И хрен бы с ним. Ночь на дворе.
— А вот ты сейчас сам пойдешь говно языком слизывать! Наряд — подъем!
— Оставь их, Полторацкий! Ребята спать хотят, я им разрешил. Завтра утром до прихода старшины все вымоют.
— Значит, старшину ты боишься, а меня — нет? Зажирел в каптерке, службу понял?
Полторацкий стащил Курбатова с койки, дневальные встали сами. Гоша решил не ограничиваться наказанием нерадивого наряда, а провести широкую разъяснительную работу.
— ТЭЧ, подъем!
Полторацкий стал трясти койки, стаскивать наземь сонных бойцов. Через минуту ТЭЧ стояла в строю.
— Товарищи бойцы! Есть несколько проблем. Первая. Наряд положил на службу. Вторая. Наряд положил на меня. Третья. Некто Курбатов заявил, что старшину боится, а на меня чихать хотел. Четвертое — налицо ослабление дисциплины в последние дни, и эта тенденция мне очень не нравится. Итак, все вышеперечисленное означает, что сейчас виновные будут строго наказаны. Курбатов, Черемисов, Юлдашев, выйти из строя!
Юлдашев быстро сделал шаг вперед, Курбатов продолжал стоять, потупив голову, а Черемисов вдруг с воплем бросился в конец кубрика, схватил подвернувшуюся под руку табуретку и истошно завопил:
— Не подходи, гад! Убью!
Полторацкий, кривя лицо в ухмылке, приблизился. Черемисов с силой метнул в Гошу табуретку. Гоша небрежно отмахнулся, табуретка улетела в сторону. Федя, истерично рыдая, схватил поясной ремень с увесистой бляхой и начал его вращать перед собой. Полторацкий подходил все ближе. Федя продолжал орать:
Настоящая книга журналиста Григория Волчека является одной из первых серьезных попыток художественного исследования и отображения политических и нравственно-психологических процессов начального этапа новейшей российской истории. Девяностые годы… По-разному называют их сегодня, но в одном сходятся все: это было время невиданного перелома, и его неоднозначное эхо будет сопровождать еще не одно поколение россиян. Книга круто замешана на фактическом и даже документальном материале. Имена многих ее «беллетристических» героев легко расшифровываются любым мало-мальски сведущим читателем.
Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.