Дед Пыхто - [15]
Один мальчик, который жил у бабушки и все лето не вылезал из бабушкиного огорода, принес огромную охапку гороха и бобов вместе с листьями и стеблями. Он привязывал пучки к длинному шесту и подавал жирафам. Они аккуратно и тихо хрумкали стручками и вежливо склоняли головы, благодаря. Жираф несколько раз останавливал мальчика:
— Сначала даме, молодой человек, затем — малышам. И учтите: ни один жираф в мире не нарушил этого порядка. Иначе бы я не смог так высоко носить голову.
Жирафлята, окрещенные при рождении крошкой Сиб и крошкой Ирь, были очень любопытны и вскоре перестали жевать, потихоньку расспрашивая мальчика:
— Мальчик, что это у вас в зубах?!
— Свисток.
— Скажите, и вы можете свистнуть?
— Всегда пожалуйста, — мальчик дребезжаще, басовито свистнул, нет, скорее продудел.
— Ах, какой прекрасный свисток! — вздохнули жирафлята, — у нас никогда не будет такого.
— Почему? — удивился мальчик.
— Наш папа говорит, что свистеть неприлично. Можно просвистать удачу и, вообще, всю жизнь.
— Ну, уж. Разок-то можно. Свистеть очень интересно.
— Еще бы! Правда, мы ни разу не свистели, но, должно быть, это так весело, так замечательно. Лучше всего на свете!
— Так попробуйте!
— Неужели вы отдадите свой свисток?
— Могу и свой. Но сделать свисток проще простого. Надкусывайте стручок. Так-ак. Убирайте горошины. Пра-а-авильно. Берите в зубы, чтобы надкусанный конец чуть чуть выставлялся. Дуйте.
Жирафлята дунули — словно два мощных пароходных гудка встретились посредине реки. Жираф вздрогнул и, несколько отпрянув шеей, глянул вниз:
— Сиб, Ирь! Наверное, вам не нужно больше есть гороха. Фошейм, как писал мне приятель из английского зоопарка. То есть стыдно.
Жирафлята от испуга проглотили свистки, быстро вытерли губы о шеи друг друга и покорно прошептали:
— Да, папа.
А про себя подумали: «Как замечательно, что мы умеем теперь делать свистки».
Другой мальчик принес две пачки овсяных хлопьев и угощал, ими зебру.
— Ешь, зебруня, не стесняйся! Не овес, конечно, но из овса. Как тебе, нравится?
— Ничего, есть можно. Не саванна, конечно, но и на том спасибо. Дареному коню в зубы не смотрят.
— Ты не особенно разговаривай. Они же мелкие. Вздохнешь не так, и хлопья не в то горло влетят. Осторожнее.
— У меня одно горло, дружок. И, подозреваю, луженое. Сколько я тины озерной проглотил, сколько колючек разных, сколько ржал, хохотал и — ничего. Ничего никуда не пропало. Уж с хлопьями-то справлюсь. Открой, будь другом, еще пачку.
— Молодец! Аппетит у тебя — будь, будь! А вот скажи, хлопья вкуснее саванны?
— Во-первых, саванна — не еда. Саванна — это пространство, простор, вроде вашей песни: степь да степь кругом. Во-вторых, на ней растут такие травы — тебе не снилось, дружок.
— Ну, травы и у нас завались. Хочешь, хоть сейчас поедем. Тут трава прямо за городом в пояс стоит.
— Любопытно. Но на чем поедем?
— Как?! На тебе. Ты же лошадь. — И мальчик запел:
— «Оседлаю я горячего коня…»
— Дружок, я не лошадь, я — зебра. И мне неприятно слышать это жестокое «оседлаю».
— Да брось ты! Какая разница. Лошадь, зебра, Неужели покатать жалко?
— Жалко у пчелки, а пчелка на елке. Кстати, покажи мне елку.
— А прокатишь?
— Сначала покажи.
— Нет, сначала прокати.
Мальчик и зебра заспорили и спорили так горячо, что мальчик мог выговаривать только два слова: «нет, ты! нет ты!», а у зебры белые полосы стали красными, а черные — белыми.
Третий мальчик принес чугунок картошки и пакетик с солью. Он раздавал картошины обезьянам и приговаривал:
— Кушайте на здоровье! Поди, в глаза не видели картошку-то?
Обезьяны быстро научились обмакивать ее в соль и вскоре восторженно верещали:
— Чудесно! Восхитительно! Вкуснее бананов, вкуснее тюльпанов! Несравнимая! Второй хлеб. — И хором запели: — Ах, картошка-тошка-тошка!
Мальчик добродушно улыбался:
— Эх, вы! Вкуснее бананов! Вы бы попробовали с подсолнечным маслом, с селедкой — вот тогда бы и кричали: не едали никогда!
— Да?! — удивились обезьяны. — Да?! Мы без тошки, ах, картошки никуда!
Сразу три девочки кормили Главного слона. Хобот он погрузил в ведерко с компотом, а на отвисшую треугольную губу девочки накладывали бутерброды с маслом и мармеладки. Главный слон во время еды говорить не мог и только покручивал хвостиком, то влево, то вправо, то ненадолго выправлял его, серый, морщинистый, маленький.
Девочки в это время разговаривали:
— Когда он машет хвостиком вправо, тогда ему очень нравится мармелад.
— А влево — он в восторге от хлеба с маслом.
— А прямо — нет ничего лучше компота из сухих груш и чернослива…
Главный слон доел, допил, обмахнул, обдул крошки хоботом и сказал:
— Век бы ел хлеб с маслом, мармелад и запивал компотом. Благодарствую, девочки. Извините, если что не так.
Еще один мальчик угощал Старого павиана. Мальчик был бледный, худенький, в стареньком лыжном костюме. Он с виновато опущенными глазами достал из-за пазухи черствую краюху хлеба и желтый, окаменевший кусок сыра.
— Извините, я ничего больше не нашел. У мамы зарплата только через неделю. Вы приходите к нам после зарплаты. Мама у меня очень добрая и специально для вас состряпает пельмени. Она уже пообещала.
