Дед - [4]

В намеченный день, когда старика сопроводили в больницу, оказалось, что ключей от его квартиры нигде нет. Алексей перерыл все вверх дном, но так и не нашел их, хотя раньше ключи всегда висели в небольшом ящичке у самого входа. Вечером, когда вернулась жена, он обнаружил их в глубине дамской сумочки, но здесь его ждало новое разочарование: за ужином Елена сообщила, что теперь деду не обязательно ночевать в больнице. Времени для завершения дела у Алексея не оставалось совершенно, и следующим же утром, когда по всем подсчетам дед уже должен был лежать в палате, он наведался в квартиру к старику. Оказалось, что в этот день перед больницей дед решил прогуляться в магазин и вернулся как раз тогда, когда Алексей вытаскивал из тайника первый деревянный прямоугольник.

Алексею повезло, что первым в него полетела булка ржаного хлеба. Он сидел на корточках и от неожиданности подпрыгнул, ударившись головой о подоконник. Голова отозвалась болью, а перед глазами замелькали яркие пятна. Когда они развеялись, в дверях проступил дед. Старик был взбешен. Его голова мелко подрагивала, а из ощеренного рта по подбородку стекала тонкая нитка слюны. Алексей попытался заговорить с ним, но старик, казалось, совсем его не слышал. Угольные глаза деда застыли на том участке пола, откуда выпирал один из драгоценных брикетов. Он не закричал, даже не пытался угрожать Алексею, а схватил с полки первую попавшуюся вещь и ринулся на нерадивого родственника.

Чайник засвистел, и Алексей в задумчивости схватился за ручку, вскрикнул и сунул обожженную ладонь под струю прохладной воды. Боль возвратила его от воспоминаний к действительности. Старика нет, и этого уже не исправить; Алексей защищал свою жизнь от спятившего деда, и никто не посмеет обвинить его в этой нелепой смерти. Единственный, кому он мог сейчас помочь, был сам Алексей. Все сроки его плана давно истекли, но это было уже неважно; теперь он один знал о богатстве, и был единственным, кто мог распоряжаться ими как угодно. Он хотел поступить со стариком честно, полностью рассчитавшись за вынужденный кредит, но теперь его некому было возвращать.

От этой мысли Алексей почувствовал некоторую легкость, и ему сразу стало стыдно. Некоторое время он боролся с собой, пытаясь загнать неуместную радость обратно в глубины души, но потом сдался. Кроме того, им полностью завладело сладостное нетерпение. Алексей выключил конфорку и, так и не заварив чая, вернулся обратно в комнату.

За прошедшее время на улице сильно потемнело, но света было еще достаточно, чтобы разглядеть чугунную батарею, скрытую в небольшой нише под подоконником. В отраженном от окна свете подоконник таинственно мерцал, словно стараясь привлечь внимание нового владельца тайны. Инструмент деда был запрятан далеко в кладовке, но Алексея это не волновало. Достав из бокового кармана узкое долото, он по диагонали пересек комнату, протиснулся между столом и диваном и оказался на том самом месте, откуда сбежал три месяца назад. Одним движением Алексей отбросил ковер в сторону и закашлялся от пыли, поднявшейся в воздух. Пыль лежала и в стыках тайника, демаскируя его на фоне остального пола. Прицелившись, он сильным ударом вогнал лезвие инструмента в щель и навалился на рукоять всем весом.

Ему хватило десяти минут, чтобы извлечь драгоценные бруски из пола. Еще около пятнадцати понадобилось Алексею, чтобы простукать и проковырять острым жалом покрашенные доски по всему периметру возле батареи; ему почему-то казалось, что таких брусков должно быть гораздо больше. Когда поиски не увенчались успехом, он начал доставать из их недр матерчатые свертки, разворачивать и сыпать содержимое на загнутый угол ковра. Монет было очень много, но ожидаемого мелодичного звона при падении они не производили, что несколько сгладило эффект от их количества. Напротив, кажущиеся в тусклом свете темными, почти черными, диски тяжело падали вниз и почти сразу прилипали к изнанке покрытия. Опустошив последний сверток, Алексей нетерпеливо сгреб ладонью несколько монет и поднес их к свету.

В этот момент рядом раздался настойчивый стук. Он неожиданности Алексей вздрогнул, и монеты выскользнули из рук. Одна из них упала на ребро и укатилась под диван. Стук повторился. Казалось, звук исходит от каждой стены одновременно. Алексей почувствовал, как волосы на его затылке медленно поднимаются вверх. Обхватив внезапно вспотевшей, и оттого кажущейся ватной, рукой долото, он выдернул его из дыры в развороченном полу. Во рту отчетливо ощущался привкус горечи.

Тук-тук.

Тук.

Алексей вдруг понял, что звук доносится от входной двери. Перехватив инструмент в левую руку, он пружинисто ступил вперед и тут же с размаху угодил всей ступней в ножку проклятого стола. Заорав от боли, он упал на ковер, сдирая кожу на лице о его жесткую щетину. Долото, кувыркаясь, отлетело в стену, оставив на запястье небольшой порез. Перевернувшись на спину, он зажал рукой больную ногу, а ладонь второй засунул в рот и сжал зубы так, что на глазах тут же выступили слезы.

Понемногу боль отступила. После её яркой вспышки нога, казалось, совсем онемела, зато нещадно саднила ободранная в кровь щека. Аккуратно, морщась от спазмов, Алексей растер руками ступню и пошевелил пальцами. Потом попробовал встать и заметил, что стук прекратился. Исчез, словно кто-то ушел, так и не дождавшись ответа. Алексей еще несколько секунд вслушивался в стоящую тишину, но не услышал ничего, кроме звуков собственного прерывистого дыхания.