Дед - [2]

В принципе, на благодарности старика Алексею было плевать — всё это он делал только ради жены. Бедная Елена рано осиротела, и с малых лет ее воспитывал единственный родной человек — дед. Было вполне естественно, что она испытывала к этому угрюмому и недалекому мужчине безмерную любовь; ближе старика у неё все равно никого не было. Жила в городе, правда, еще какая-то троюродная тетка по материнской линии, но дед запрещал им общаться. Елена не перечила. Она вообще старалась не возражать деду. Во всем, кроме того, что касалось их с Алексеем отношений. Надо признаться, Алексей с дедом сразу не понравились друг другу. Раньше он считал, что это было связанно с личной неприязнью, но потом понял, что это не совсем так; всех, кто пытался быть рядом с его внучкой, дед ненавидел. Хотя было время, когда для них с женой это не имело никакого значения.

Достав длинный металлический ключ, Алексей вставил его в замочную скважину. Ключ провернулся, как показалось, с ужасающим скрежетом. Положив ладонь на ручку, Алексей замер, собираясь с духом. Где-то внизу хлопнула входная дверь, и, решив, что тянуть с этим дальше нет никакого смысла, он распахнул дверь, ведущую в темный узкий коридор.

Фонарика в куртке не оказалось. Алексей дважды проверил все карманы, пока не вспомнил, что оставил его в бардачке автомобиля. Возвращаться назад ему решительно не хотелось. Нащупав под висящим на самодельной вешалке пальто кнопку выключателя, он надавил на неё, и в ту же секунду услышал громкий хлопок. Люстра в коридоре ослепительно вспыхнула, и этот свет скальпелем резанул по глазам. Алексей инстинктивно отшатнулся, ударившись головой о стену. Когда к нему вернулась способность видеть, стало заметно, что вместо трех лампочек в люстре горит всего одна, а пыли в плафоне скопилось столько, что света от неё едва хватает, чтобы выхватить из темноты гротескный платяной шкаф и кусочек двери, ведущей в первую комнату. До ванной свет не доставал, но Алексею этого и не было нужно.

«Вот оно! Совсем рядом», — услышал он в голове свой возбужденный голос. — «Возьми, ты же заслужил!». Усилием воли он заставил внутреннего комментатора замолчать.

Некоторое время Алексей стоял на границе света лампы, после чего, вздохнув, широко переступил через порог, ведущий в комнату. С момента последнего визита в ней ничего не изменилось; только забытые на столе пластмассовые цветы покрылись заметным слоем пыли. Вьющееся растение (Алексей все никак не мог запомнить его названия) без воды окончательно усохло и совсем по-осеннему усыпало пол пожухлыми листьями. Кроме листьев пол покрывал широкий ковер, от одного вида которого Алексею стало не по себе. Он быстрым шагом прошел на кухню, щелкнул выключателем, и, срывая пальцы, крутанул вентиль над умывальником. Когда из хромированного крана ударила тугая струя, Алексей горстью зачерпнул ее, чтобы умыться, и замер, наблюдая, как вода дрожит в его ладонях.

Ведь есть же ковер. Старый, советский ковер, покрывающий пол по всей квартире. А под ним — деревянные плашки. Не кирпич, а податливое дерево. Как же так вышло?!

Он еще некоторое время смотрел на расходящиеся по воде круги, поле чего разжал ладони, подхватил с плиты белый, с отбитой эмалью чайник и подставил его под фыркающий кран.

«Ты ни в чем не виноват», — повторил он себе, глядя на быстро наполняющуюся емкость. — «Ведь ты не мог поступить по-другому. Он бы тебя убил».

Дед ходил по комнате. Алексей почти услышал, как скрипит под его весом пересохшее дерево. Ему оставалось только обогнуть стол, единственную преграду перед ним и Алексеем. У деда были невидящие черные глаза, закатившиеся глубоко под морщинистый лоб. Седые волосы по бокам от лысины слиплись от крови и торчали в разные стороны, покачиваясь при каждом шаге. В дряблой, покрытой старческими пятнами руке, дед сжимал тяжелую статуэтку, вырезанную из камня. На нем была поблекшая от бесконечных стирок красная майка, через вытянутый вырез которой была видна его безволосая впалая грудь. Дед вошел на кухню, и его лицо исказилось яростью…

Алексей с грохотом опустил чайник на железную решетку плиты, отгоняя навязчивое видение. С пятого раза ему удалось совладать с пальцами, и он зажег спичкой дальнюю от себя конфорку. Смотреть на синее пламя было несказанно приятно. Он любовался им до тех пор, пока образ стоящего за спиной деда не ослаб. Тогда он передвинул чайник на огонь и оглянулся, уже почти не боясь увидеть перед собой восставшего из мертвых старика.

Да и откуда взяться крови в волосах? Алексей даже не видел, как старик умирал. Просто оттолкнул от себя, когда тот пытался ударить его каменным изваянием, и сбежал. Да, он слышал, как после глухого удара об пол старик захрипел, но в ту секунду в голове сработал какой-то рубильник, который разом отключил все мысли Алексея. Точнее сказать, отключил саму возможность думать. О том, что еще можно помочь, он тогда даже и не подозревал. Просто бежал куда-то, не разбирая дороги, а в голове стучалось: «Убил! Убил-таки паскуду! Я убил!». Опомнился, когда налетел на отъезжающий от остановки автобус. Чудом не оказался под его колесами. Водитель покрыл Алексея отборным матом, а он вглядывался в настороженные лица пассажиров, и ему все казалось, что вот сейчас они очнутся, будут тыкать в него пальцами и кричать: «Убийца!».