Дебютный развод - [22]

Бармен подвинул нам стаканы, и Лорен вручила мне один.

— Видишь здесь кого-то по-настоящему шикарного? — спросила она, оглядывая комнату. — Я выгляжу отвратительно?

Безупречный наряд Лорен соответствовал неписаному дресс-коду отеля «Ривингтон», постояльцы которого, как известно, предпочитают консервативный черный галстук. На ней было облачно-серое, доходившее до пола платье от Тюле, с рюшами и узором в крохотный белый горошек. Плечи прикрывал жакетини — крохотный, едва доходивший до лопаток жакетик, сшитый приблизительно из полудюйма запрещенного для использования в промышленных масштабах обезьяньего меха. Глаза обрамлены накладными ресницами и обведены сурьмой, волосы падают на плечи волнами. Я же со своей стороны надела самое скромное платье Теккерея из белых кружев, желая показать, что не собираюсь охотиться на завидных парней.

— Ты выглядишь просто отпадно, — уверила я.

— А чувствую себя как-то странно, — пробормотала она, скользя взглядом по толпе гостей. — Здесь все слишком круто для меня.

Вечеринка не слишком напоминала типичный прием-девичник (слава Богу!). Сплошная стеклянная стена пентхауса, сквозь которую можно было видеть уличные огни, переливающиеся красным и оранжевым, стала сверкающим задником для сцены вечеринки. То там, то здесь я различала силуэты мужчин, обнимавших за талию девушек, маленькие компании, примостившиеся на крошечных диванах, внесенных сюда на ночь, и влюбленные парочки, расположившиеся на гигантских меховых пуфах, разбросанных по всему залу. Я даже подметила, что кое-кто уже целовался под грушевыми цветами, воздушные бутоны которых выглядели пышнее взбитых сливок.

— Кто это? — изумилась я.

Рядом со мной девушка невероятно экзотического вида, сидевшая на высоком табурете, лихорадочно целовала темноволосого мужчину, все настойчивее прижимая его к стойке бара. Мне казалось, что ему крайне неудобно. Когда он был окончательно притиснут спиной к стойке, с его затылка слетела кипа и плюхнулось прямо на бокалы. Он ничего не заметил, а мы с Лорен постарались не хихикать слишком громко.

— Это Саломея аль-Фирай, известная как разведенка плана мирного урегулирования Ближнего Востока. Она никогда не целуется с мужчиной, приверженным другой религии. Невероятно крута. Я стараюсь ей подражать, — взволнованно прошептала мне Лорен и, подойдя к Саломее, тронула ее за плечо. — Саломея, ты должна быть осторожнее. Это не Женева, а отель «Ривингтон».

— Лорен! Я занята, — прошипела Саломея, почти не отрывая губ от незнакомца.

Она очень походила на ближневосточную Софи Лорен. Кожа — цвета дорогого пралине от «Фашон», черные пряди, рассыпавшиеся по плечам блестели, словно смазанные маслом. Ресницы, как у Бэмби, опахалами окаймляли глаза цвета зеленого нефрита. Отличную фигуру подчеркивало очень откровенное платье. Она напоминала высококлассную арабскую бомбу — грозное оружие террориста.

— Саломее следует быть осмотрительнее, — довольно снисходительно заметила Лорен, обращаясь к затылку девушки.

Та на миг оглянулась и надменно подмигнула Лорен.

— Счастливого развода, дорогая, — бросила она. — Зачем быть осмотрительной, когда и так все всё знают?

То всё, что знали все, заключалось в следующем: Саломея, двадцативосьмилетняя принцесса из Саудовской Аравии, в двадцать один год по велению родителей вышла замуж за окончившего Гарвард Фейсала аль-Фирая, племянника короля. Через несколько лет после свадьбы он привез жену в Нью-Йорк, где управлял семейным бизнесом. Примерно год назад ему пришлось месяца на три вылететь на Ближний Восток. Именно тогда Саломея и обнаружила «Бунгало-восемь», частный клуб, начинающий работу после двух часов ночи, любимое место всех некоронованных королей и королев Манхэттена. Но и Манхэттен, в свою очередь, открыл Саломею, а Саломея поняла, что обожает фотографироваться. Хотя выглядела она изысканнее пантеры, «Бунгало восемь» был только вторым ночным клубом, в котором она побывала. И тут она слетела с катушек, помешалась на мужчинах и водке с мартини и стала коллекционировать тапочки, выдаваемые в «Бунгало-восемь» как предметы искусств. Однажды ночью застукали, как она обжимается с Шаем Фледманом, парнем американо-израильского происхождения, нажившимся на недвижимости. Следующим утром несчастный Фейсал прочел правду о своей жене в Интернете, в заметке под пространным заголовком: «Дневники саудовской принцессы, влюбленной в израильского работягу», а прочтя, немедленно позвонил из Эр-Рияда и трижды произнес слово «развод». На этом все и кончилось. По законам шариата этого достаточно для мгновенного развода. Теперь Саломея встречается с евреем. Ее родители не желают его знать. Его родители не желают знать ее. Родители Саломеи и с ней не разговаривают, поэтому она называет себя Дорожной картой одинокой женщины.

Я не могла отвести глаз от Саломеи отчасти потому, что в области поцелуев ей не было равных, и потому, что от нее исходило некое сияние. Как бы Теккерею понравилось одевать эту женщину, особенно если с Аликс Картер ничего не выйдет, а такая вероятность достаточно велика. Саломея казалась мне куда более интригующей, чем любая кинозвезда или телезвезда.