ДЭ Пятачка - [7]

Даосизм, напротив, полагал, что уважение должно быть заслуженным, а уж если Большой Папа ведёт себя скверно, то члены его семьи имеют право на мятеж. Это относилось и к императору и его «семейству», т.е. и к его приближённым: если император оказывался тираном, подданные имели право его свергнуть. Высшие сановники-конфуцианцы жили в постоянном страхе: члены тайных даосских и буддистских обществ были всегда готовы выступить и попытаться опрокинуть Трон Дракона, если условия жизни становились невыносимыми, как это не раз и бывало.

Симпатии даосов всегда были на стороне Униженных — на стороне изгоев и париев общества, включая тех, кто был разорён уловками алчных торговцев и чиновников и вынужденно стал одним из «Братьев Зеленых Лесов» (как называли тогда объявленных вне закона) или «Гостей Рек и Озер» (бродяг). Китайские боевые искусства создавались прежде всего даосами и монахами-буддистами, чтоб защищать обездоленных и научить их защищаться самостоятельно. Эти искусства точнее было бы называть анти-боевыми, поскольку они использовались не только против вооруженных бандитов, но и всякий раз против солдат местных князей или императорских войск, когда те поднимали свои мечи на слабых. Но если буддистские воинские искусства имели тенденцию к «жёстким» формам самообороны (из которых позднее развились силовые и прямолинейные каратэ и таэквондо), даосы отдавали предпочтение «мягким» формам, вроде «текучих» и уклончивых тайцзицюань или пакуанчо (подобные дзюдо или айкидо, но более изощрённые и утончённые).

Повествуя о том, что воспринималось ими как злоупотребление силой и властью, даосские писатели пользовались словом так же, как мастера воинских искусств — обезоруживающими движениями и активными точками тела. Сочетая факт и вымысел, они предавали гласности преступления сильных мира сего и высмеивали лукавых, самонадеянных, напыщенных и жестоких. И хотя раздраженные конфуцианцы не раз попытались покончить с подобной литературой, все эти попытки, как правило, оказывались неудачными, поскольку симпатии простых людей были на стороне даосов.

Учитывая то, что даже Великие и Могучие конфуцианцы сохранили, видимо, остатки уважения к животным и потому иногда именовали «низших» граждан Поднебесной «свиньями» и «собаками», не удивительно, что даосские авторы оставили множество как реальных, так и выдуманных историй о животных, в которых опороченные существа типа мышей, змей и хищных птиц демонстрируют образцы добродетельного поведения, которому хотели бы следовать Благородные Мужи. В этих историях отвага, искренность, верность, и честность зверьков противопоставлялись претенциозности и лицемерию богатых землевладельцев, торговцев и правительственных чиновников. Вот, к примеру, как об этом писал Чжуан-цзы [iii]:

Ответственный За Жертвоприношения вошёл к свинарник в своих церемониальных одеждах и обратился к свиньям.

— Чем вы недовольны? — спросил он. — В течение трёх месяцев я буду откармливать вас отборным зерном. Затем сам я в течение десяти дней — в то время как вы едите — буду поститься, а потом — заботливо наблюдать за вами ещё в течение трёх дней после этого. Наконец, я расстелю свежие циновки и удобно уложу вас на церемониальном столе для жертвенного введения в мир духов. И это всё я буду делать для вас. Так о чём вам беспокоиться?

Если бы Ответственный действительно заботился о благополучии свиней, он просто кормил бы их отрубями и мякиной и оставлял в покое. Но он беспокоился лишь о себе и своём авторитете. Он наслаждался своими церемониальными одеяниями и высокой шапкой, полагающейся ему по должности, и обожал разъезжать в торжественно украшенной повозке — зная, что, когда он умрёт, его величественно понесут к могиле под великолепным балдахином, распростёртым над его гробом. Но если бы он беспокоился о благополучии свиней, он не придавал бы всему этому никакого значения.

Но объектами насмешек даосских авторов были не только богатые конфуцианцы. Подобно Братьям Марксам или Стэну Лаурелу и Оливеру Харди, даосы высмеивали Раздутое Эго на всех уровнях общества. Один из примеров такого смеха — новелла «Грушёвое семечко» Пу Сун-лина, писателя династии Цин:

Зажиточно одетый крестьянин торговал грушами на рынке. Поскольку груши были большими и сочными, вскоре он изрядно поднял на них цену. Проходивший мимо даос в заплатанном халате с заброшенной за спину маленькой мотыгой остановился у повозки крестьянина и попросил грушу. Крестьянин прикрикнул на него, чтоб тот убрался. Но даос и не думал уходить. Крестьян злился всё сильнее и сильнее. Скоро он уже кричал во весь голос.

— В твоей повозке сотни груш, — невозмутимо заметил даос. — А я прошу лишь одну. Зачем так расстраиваться?

На шум стали собираться люди. Из публики крестьянину посоветовали запустить в оборванца гнилой грушей. Но крестьянин не решился. Наконец кто-то, видя, что шум может перейти в потасовку, купил грушу и вручил её даосу. Искренне поблагодарив благодетеля, даос обратился в толпе.

— Мы, последователи Дао, испытываем отвращение к мелочной жадности, — сказал он. — Позвольте мне разделить этот восхитительный плод с вами, добрые люди.