Дающий - [5]

— Старейшины знают Эшера, — сказала Мать. — Они подберут ему правильное Назначение. Не волнуйся за него. Но, Джонас, я должна предупредить тебя кое о чем. Я не догадывалась об этом до самой Церемонии Двенадцатилетних.

— О чем это ты?

— Как тебе хорошо известно, это последняя Церемония. После Двенадцати возраст уже неважен. Большинство из нас со временем просто забывают, сколько им лет. Хотя эта информация доступна — в Зале Открытых Записей, и при желании можно пойти и посмотреть. Но вот что действительно важно — это подготовка к взрослой жизни и обучение Назначению, которое ты получишь.

— Так я знаю об этом! — сказал Джонас. — Все знают.

— Да, но это значит, — продолжила Мать, — что ты перейдешь в новую группу. Как и каждый из твоих друзей. Ты больше не будешь проводить время со своей группой Одиннадцатилетних. После Церемонии Двенадцатилетних твоими одногруппниками станут те, кто будет обучаться тому же Назначению. Никаких часов добровольной работы, никакой Зоны Отдыха. Ты уже не будешь так много общаться со своими друзьями.

Джонас помотал головой:

— Мы с Эшером всегда будем дружить. Кроме того, есть еще школа.

— Это правда, — согласился Отец. — Но и то, что говорит твоя Мать, правда. Все изменится.

— Но изменится к лучшему, — сказала Мать. — После моей Церемонии Двенадцатилетних я скучала по Зоне Отдыха, по детским играм. Но когда я начала учиться Юстиции вместе с другими, я поняла, что есть люди, которым интересно то же, что и мне. Я подружилась с ними — и это была другая, более полная дружба.

— А вы вообще играли во что-нибудь после Двенадцати? — спросил Джонас.

— Иногда, — ответила Мать. — Но мне это уже было не так важно.

— А я играл, — рассмеялся Отец. — И сейчас каждый день играю — в Воспитательном Центре. В «по кочкам, по кочкам», «идет коза рогатая», «баран-баран буц», — он потрепал Джонаса по остриженным волосам. — Веселье не заканчивается в Двенадцать лет.

Вошла Лили в пижаме. Она нетерпеливо вздохнула:

— Что-то это уж очень долгая отдельная беседа. А между прочим, некоторые дети ждут своего утешителя!

— Лили, — строго сказала Мать, — тебе уже почти Восемь. А Восьмилетние дети лишаются утешителя. Его заберут и отдадут тем, кто младше. Тебе пора привыкать спать без него.

Но Отец уже взял с полки плюшевого слона. Многие утешители, как у Лили, были мягкими, плюшевыми воображаемыми существами. Например, утешитель Джонаса назывался «медведь».

— Держи, Лили-Били, — сказал Отец. — Пойдем, я помогу тебе с лентами для волос.

Джонас и Мать переглянулись, но им все же было приятно смотреть, как они идут в спальню — Отец и Лили с плюшевым слоном, утешителем, которого ей выдали при рождении. Мать села за свой большой письменный стол и открыла дипломат — у нее всегда было полно работы. Джонас сел за свой и принялся раскладывать бумаги для школьного задания. Но думал он по-прежнему про декабрь и Церемонию.

Беседа с родителями немного его успокоила, и все же он даже отдаленно не представлял себе, какое будущее выберут ему Старейшины и как он отнесется к их выбору.

3

— Ой, смотри! — Лили визжала от восторга. — Смотри, какой миленький! Какой крошечный! И у него такие странные глаза, прямо как у тебя, Джонас!

Джонас сердито на нее посмотрел. Его задели Лилины слова. Он ждал, что Отец отчитает ее, но тот отстегивал детскую корзинку от велосипеда и ничего не заметил.

Джонас подошел ближе и понял, о чем говорила Лили.

У ребенка, который выглядывал из корзинки, были светлые глаза.

Почти у всех членов коммуны глаза были темными. У родителей, у Лили, у всех одногруппников и друзей Джонаса. Были и исключения — сам Джонас и одна из Пятилетних девочек, у нее глаза тоже были светлее, чем у других. Но никто никогда не говорил об этом. Правила такого не было, но привлекать внимание к чертам или особенностям индивидуума, которые сильно отличали его от других, было не принято. Это считалось грубостью. Лили, подумал Джонас, тоже должна этому научиться, иначе ее все время будут наказывать за бестактную болтовню.

Отец поставил велосипед на место. Потом подхватил корзинку и занес в дом. Лили пошла за ним, но обернулась и крикнула:

— Наверное, у вас общая Роженица!

Джонас пожал плечами и вошел в дом. И все же глаза ребенка его поразили. Зеркал в коммуне почти не было — не то чтобы они были запрещены, просто никто в них не нуждался, и Джонасу часто и в голову не приходило посмотреть на свое отражение, когда он оказывался рядом с зеркалом. Теперь, глядя на ребенка, на выражение его лица, он вспомнил, что светлые глаза не просто отличали его от остальных. Они еще делали его взгляд особенным — но каким? Глубоким, решил Джонас, как будто смотришь в воду, проникая взглядом так глубоко, что, кажется, вот-вот разглядишь, что таится на дне. Джонас смутился, поняв, что и у него такой взгляд.

Притворившись, что все это ему неинтересно, он направился к своему столу. На другом конце комнаты Мать и Лили склонились над ребенком, которого распеленывал Отец.

— Как называется его утешитель? — спросила Лили, взяв в руки плюшевую игрушку, которая лежала в корзинке.

— Бегемот, — сказал Отец.