Даю тебе честное слово - [10]

Эх, если бы сын отбыл альтернативную службу не в заведении для трудновоспитуемых подростков, а ухаживая за инвалидами или больными! Он смог бы тогда научиться некоторым полезным вещам, например, как при случае поставить почти беспомощного деда под душ. Петра говорит, что старик уже несколько месяцев не принимал ванну.

– Сказать, что он вконец запущен, конечно, нельзя, но его от этого состояния отделяет один шажок, – определила она и сама же устыдилась, что они позволили забрать свекра в больницу, не приведя в порядок.

Все равно он долго не протянет, подумал Харальд, а на оставшееся ему время мы найдем модус вивенди. Произнеся в уме латинские слова, он с ужасом осознал, что не только это, но и многие другие крылатые выражения перенял у отца. Это притом, что никогда не учил латынь и раздражался каждый раз, когда отец старался его этим унизить. В довершение ко всему с каждым годом Харальд внешне все больше превращался в своего родителя: у него точно так же поредели волосы, он стал так же сутулиться, и даже из носа у него лилось точно так же, когда он возвращался со стройки в теплое помещение. Не хватало еще превратиться в скрягу. Работа давалась ему все тяжелее, и он с радостью предвкушал, как всего через несколько лет навсегда покинет городское управление по подземному строительству.

Завтра он сам займется этим вопросом, сам все организует и устроит как надо, пусть даже вопреки тому, что без него решили жена с сыном. Давно не новость, что Петра в спорах берет сторону детей, а не его. Первое, что он сделает, это попробует все-таки определить отца в предусмотренный для таких случаев дом престарелых со стационаром по уходу за тяжелобольными. А если там все койки будут заняты, то он попытается пристроить старикана в один из ближайших в округе домов престарелых или хоспис. Харальд очень надеялся, что отец не будет долго тянуть со смертью.

Ночью Харальд бегал в туалет каждые два часа, что тоже, по-видимому, было симптомом пережитого стресса и надвигающейся старости. Когда он вставал в третий раз, жена промычала что-то неодобрительное, и ему пришлось прихватить под мышку подушку с одеялом и отправиться досыпать в кабинет. Правда, выдержать долго на просиженном диване было невозможно. Если тот на что и годился, так в лучшем случае, чтобы подремать часок после обеда в выходной. Или для оставшегося переночевать гостя. Если в скором времени он получит наследство, то перво-наперво купит дорогой и удобный диван. Интересно, сколько дадут за дом в Доссенхайме? Надо будет связаться с каким-нибудь маклером.

Макс решил навестить деда в воскресенье, поскольку оба родителя были заняты. В коридоре он наткнулся на крепкого телосложения медсестру, которая постучала ему сзади по плечу:

– Ну-у, молодой человек, разве можно в твоем возрасте ходить с таким печальным лицом! Я всегда таким говорю: выше голову! Даже если шея еще не выросла.

Макс невольно провел рукой под воротником.

Однако медсестра не закончила:

– Если честно, то мы рады, что ваш дедушка наконец покинет наш гостеприимный дом. Под наркозом некоторые пожилые люди ведут себя как в борделе.

Макс оцепенел. Это его-то рафинированный дедушка, говоривший на греческом и на латыни? Это что, шутка? О чем она?

– Он щиплет за мягкие части уборщиц и лапает санитарок, – пояснила она тут же. – А во что превращается кормление, вы и представить не можете! Ей-богу, у нас нет времени бороться со всем этим. Чай ему пить необязательно. Сегодня мы его уже положили под капельницу.

На сервировочном столике стояла закрытая миска. Макс приподнял крышку, и оттуда вырвался запах еще теплого чечевичного супа. Дедушка спал, но, как показалось Максу, подмигнул, когда тот задел ложку, и она звякнула. Макс уже научился переводить пациента в сидячее положение. Он заправил деду салфетку в вырез пижамы и попытался влить в рот ложку супа. Старик что есть мочи сжал губы. Не сказать, чтобы Максу нравилась больнично-пресная чечевичная похлебка, но он все съел.

– Чего бы тебе хотелось, дедушка? – спросил он.

– Ванильного пудинга, – еле слышно ответил старик.

– Голову или хвост? – спросил Макс и обратил внимание, что умирающий попытался улыбнуться.

– Когда ты переберешься к нам, то каждый день будешь получать большой пудинг лично для тебя, – пообещал Макс.

Громкого ликования со стороны деда не последовало, тем не менее старик кивнул в знак согласия. После чего он закрыл глаза, отвернулся к стене и опять погрузился в сон. И уже в полудреме пробурчал:

– Ты уже уходишь, Ильзебилль?

Макс выдвинул ящик ночного столика, ему было любопытно пошарить в вещах деда. Кроссворды, обручальное кольцо, бумажные носовые платки, которые дед так ненавидел, мазь для носа, бумажник с водительскими правами, удостоверением и кредитной картой. И ключ от сейфа.

Вечером Макс вычистил все, что находилось в маленьком сейфе, – всего три тысячи евро. И испытал огромное облегчение оттого, что в ближайшее время сможет точно в срок выплачивать долг. Возможно даже, что у него получится с помощью кредитной карточки снять деньги со счета деда, хоть пока он и не знал пин-кода. Но это ведь не было кражей в собственном смысле слова, так как в скором времени он возьмет на себя все тяготы по уходу за стариком, а за это положено соответствующее вознаграждение.