Дайте нам крылья! - [145]

Первый слой, тот, в котором они сейчас летели — темное небо с тонкими хлопьями темных облаков. Дальше громоздилась туча — ну, как бишь ее — cumulus congestus, густого, переливчатого баклажанно-фиолетового цвета, высотой, наверное, в несколько километров. А сразу за тучей, прямо из-за ее края выпирало подсвеченное вечерним солнцем еще одно скопление кучевых облаков — они сияли белизной, словно хрусткий снег, дурманяще-яркие по сравнению с темной тучей на их фоне. А за белыми облаками сверкало синее-синее, как в раю, небо, словно черноту впереди занесло сюда из какого-то другого времени.

— Ух ты, — не сдержалась Пери.

— Ну и дела, Беркут, надо подналечь. Там ВОМ.

— Сам вижу, — отозвался Беркут, который уже вырвался вперед, стремительно снижаясь и набирая скорость.

Сойка тоже разогналась, и Пери едва за ней поспевала.

— Смотри, ВОМ, — повторила Сойка и показала на фиолетовую тучу. Пери увидела горизонтальные разряды молний. — Внутриоблачные молнии, — пояснила Сойка.

Они снова сбросили высоту — насколько отважились.

— Мы сейчас врежемся в землю! — закричала Пери, перекрывая ветер и неумолчный рокот грома. Перегонять облака, мчаться над деревьями и уносящейся вдаль равниной было страшно и упоительно одновременно, а теперь Пери научилась смотреть на картину в целом, учитывать рельеф местности внизу, сопоставлять его с облаками и снова смотреть вниз. Оказалось, что когда речь идет о жизни и смерти, Пери в состоянии сосредоточиться, в состоянии свести воедино все то, чему учили ее Беркут и Сойка. Запросто. Просто надо больше вообще ни о чем не думать. «Пока не скинешь балласт, крылья тянут тебя вниз, а не вверх». Значит, надо забыть обо всем. Обо всем, кроме полета.

Ей, конечно, не хотелось признаваться даже себе, что когда пришлось сосредоточиться на полете, ей стало легче. Гораздо легче. В тренировочный центр в Городе она ходила по ночам, жертвовала сном. И все равно постоянно нервничала. Вдруг Хьюго проснется, вдруг потребует меня, вдруг я оставила ему мало молока?

А сейчас у нее осталась всего одна-единственная цель — и в этом была свобода. Да, Пери было немного стыдно — словно она предавалась запретным утехам. Надо было отодвинуть на задний план мысли о Хьюго — о своем сыне, о своем сыне! — и сосредоточиться на мельчайших подробностях оттачивания своего мастерства. Она соревновалась с надвигавшимися облаками, понимая, что теряет драгоценное время, несмотря на все новые знания — от них было не только несказанно приятно, но и тревожно, как не без удивления обнаружила Пери: страх то и дело окатывал ее холодной волной.

Пери ощущала, как нарастает в ней жажда полета, болезненное пристрастие к нему. Она видела это у Питера. Этак и вправду можно забыть, что в жизни есть кое-что поважнее.

И тут — о счастье! — они вырвались из-под фиолетовой тучи. Грохот стих позади, и они поспешили к долине, которая вела к Райскому кряжу, голубому-голубому в косых лучах солнца, — и вот уже они взмыли вверх на динамике, хохоча в полный голос, потеряв голову от радости, облегчения и восторга, и Пери понимала, что не поступится ни капелькой этой радости — пусть она растет, громоздится, набирает силу, как та рокочущая лиловая туча.

— Черт побери, я и не знала, что получится так весело! — закричала Сойка, когда они поднялись над краем утеса и ринулись к реке.

Когда они шлепали по воде, Пери поняла, что она совершенно вымотана и телом, и духом и при этом абсолютно счастлива.

Впереди был длинный-длинный вечер. Пери еще поиграла с Хьюго на отмели, где вода была цвета чая. У теплой прозрачной заводи Пери вдруг охватил полный покой — впервые за долгие месяцы и годы. Да, такой беззаботной она была разве что в четыре года, когда играла у реки на ферме Жанин.

Шахиня сидела на своем любимом насесте — на ветке, нависавшей над водой.

— Экекекекеке, — несколько раз высказалась она, звонко и резко, словно выговаривала им, когда Хьюго слишком уж заливисто смеялся.

— А где твои соколята? — дерзко спросила Пери у сапсанихи. — Ты их так же ругала?

Шахиня нахохлилась и подремала на солнышке. Она была настоящая охотница, в совершенстве владела собой и прекрасно умела беречь силы, так что могла сидеть без движения долгие часы напролет — точь-в-точь каменное изваяние.

Пери сосредоточилась на каждой уходящей минуте, на том, как солнце греет спину, как скатываются с промасленных перьев капли воды, как приятно ноют крепнущие мышцы спины и крыльев. Каждая секунда несла бездонные познания. Она, Пери, — мама Хьюго! Его настоящая мама. Она имеет право ухаживать за ним, любить его — именно так, как любит сейчас. Она постоянно посматривала на него, оценивая, какое расстояние теперь разделяет их — или, наоборот, сближает.

А еще она теперь ощущала, как с каждым часом, проведенным в воздухе вместе с летателями из «Орлана», набирается силы и мастерства. С каждой минутой она становилась все ближе к тому, чтобы стать настоящим летателем — такого она и представить себе не могла. Наконец-то ее мечты сбылись и она добилась этой воздушной легкости!

Как обидно, что две главные радости в своей жизни — радости, которые невозможно примирить друг с другом — она познала одновременно и именно здесь, в группе «Орлан».