Давным-давно - [4]
Братило положил руку Дубку на плечо. Только сейчас он почувствовал по-настоящему, что вернулся в свой род, к своему очагу, где скитальцу честь и место.
КОВАЧ
Братило скоро стал первым человеком на городище. Он умел врачевать раны, добывать из болотных камней железо, плавить его в домнице, ковать ножи и серпы.
Для витьбичей это дело было новое, а всё новое поначалу пугает. Наковальню Братило вынес за ворота городища, в ближний лесок, под берёзы.
Удары молота доносились теперь глухо. Витьбичи верили, что в тяжком дыму плавильни Братиле открываются неведомые тайны. Что ковач может накликать на человека беду или же отогнать злые силы.
Один Дубок отваживался подходить к горну. Он и помогал брату копать круглую яму под домницу, густо обмазывал её глиной, оставив отверстие, соединённое с мехами. Братило говорил:
- Раздувает огонь воздух, который нагнетают мехи.
Но даже Дубку становилось страшно, когда в печи заревом разгоралось над кузницей багровое пламя и огромная тень ковача падала на землю. Дубок опасался ступить на эту тень.
Братило Тишатич стал с годами могуч, крепок мышцами. Глаза у него были серые до черноты под нависшими бровями. Голос густой, низкий, гудел, будто труба.
ЗА ЖЕЛЕЗНЫМИ КАМНЯМИ
В лесные пущи Братило уходил всегда один, ведя на поводу коня с перекинутыми мешками для железных камней. К седлу привьючивал заострённый щуп: им он станет разведывать береговые обрывы лесных озёр, шевелить тину в болоте. Там на корневищах и нарастают железистые отложения.
Звериной тропой, с рогатиной наготове, Братило не спеша пробирался вдоль Двины. По берегу стояли, как пики, островерхие ели. Из глубины лесов, будто из тёмного погреба, вытекала Витьба - витая река.
Отыскивая брод у Витьбы, путник зорко следил, как под водой, играя, вскипают перекаты.
Выбрав пологий склон и понукая коня, Братило взошёл по косогору. В сырых папоротниках звери протоптали след к водопою. Трещали сучья под копытами коня.
Внезапно он вышел из чащи на поляну, освещенную заходящим солнцем. Она была, как раскрытая дружеская ладонь!
Морщины спали со лба Братилы, суровые губы сами собою сложились в улыбку. Здесь, на мягкой мураве, он и собирался устроить себе ночлег, разложить костёр…
ВСТРЕЧА
Вдруг в меркнущем воздухе прозвучала пастушеская свирель, словно где-то неподалёку гнали стадо.
Братило пошёл на звуки дудочки. Кто мог жить поблизости, он не знал.
Из густой травы навстречу ему потёк жёлтый, как мёд, песок, выдавая прежнее русло ручья, высохшего или изменившего течение. Песок был истоптан коровьими копытами. Братило ещё не приметил ни жилья, ни изгороди, как был остановлен тремя чёрными лохматыми псами.
Окружив его, собаки подали голос. В чаще зашуршало, и тотчас сквозь куст орешника в лицо ему нацелилась стрела. Но лук был велик, а стрела натянута слабо, будто детской рукой. Сестра Милава так баловалась с оружием.
- Мир тебе, родович, - сказал Братило громко. - Я с витебского городища. Дашь хлеба-соли - отведаю. Не ко времени гость - пойду дальше.
- Мир и тебе, - ответил ломкий голос из-за орехового куста. - Гадай, Седатый, Пучина, подь ко мне!
Псы отступили на шаг и закрыли пасти. Братило подумал, что не ошибся, угадав в лучнике малолетка. Из-за дерева выступила стройная фигура. Но то был не юнец, а девушка. Её холщовая рубаха перепоясана сыромятным ремнём с дорожной сумой на перевязи. Косы убраны под высокую шапку. На ногах сапоги из шкуры, мехом внутрь, чтоб не цеплялись колючки.
- Пешим идёшь? - спросила она, разглядывая нежданного гостя.
- Нет. Конь в пуще привязан.
- Веди за мною. В лесу его волки задерут.
Она пошла вперёд не оглядываясь. Псы недоверчиво крались следом за Братилой.
- Как тебя звать? - спросил Братило.
Она отозвалась с доверьем:
- Зарислава.
«СТАНЬ МНЕ ЖЕНОЮ, КРАСНА ДЕВИЦА!»
Они приблизились к высокому тыну. Зарислава отвалила воротину из дубового тёса. Двор оказался обширен, как малое городище.
Зарислава ловко вдвинула засов обратно в дубовую скобу и с поклоном пригласила гостя в жилище. В горнице хозяйка распустила сыромятный пояс, скинула островерхую шапку.
На спину упали тугие косы.
Лук с колчаном она поставила к порогу. Засветила огонёк в глиняной чашке. По углам пустой горницы зашевелились мохнатые тени.
Братило узнал, что она была старшей дочерью витьбича, давным-давно выселившегося с семьёй на особицу. Да вот беда, прошлой зимой их всех - отца с матерью и меньших детей, свалила болезнь - огневица. Одна Зарислава перемоглась, выжила.
- И ты с тех пор в одиночку управляешься? Как же это?! - спросил Братило с горячим участием.
- Сама не ведаю как! Злых людей, лиходеев, мимо не хаживало, ниву вспахала и засеяла как сумела: кони сами борозду знают. Сжала и снопы обмолотила, крупы на зиму натёрла. Скоту худо: до весны солому едят, сена мне не накосить одной. Топлю тоже сучьями: дерево грозой свалит, а порубить сил нет.
Братило поспешно встал с лавки.
- Где топор? Дай, нарублю.
Она усмехнулась.
- Куда? Темь во дворе. Дождись солнышка.
- Не хочешь ли уйти со мной обратно к витьбичам? - спросил он погодя.
Зарислава ответила, что там она будет чужая всем. А здесь у неё родной дом.
