Давно, в Цагвери... - [4]
А затем мы играем в «ключи». Расходимся по углам комнаты, потом по очереди подбегаем друг к другу и спрашиваем:
— Где ключи?
Отвечать полагается так:
«Поди к Гиви постучи. Пойди к Амалии постучи…»
И пока тебе отвечают — кто что вздумает, — другие играющие должны быстро поменяться местами — так, чтобы тот, кто спрашивает, не успел занять свободный стул.
В «ключи» мы играем долго — и чаще всех «водит» нерасторопный Гиви, — а приустав, отдыхаем на тахте.
И вдруг, ни с того ни с сего, Амалия спрашивает меня:
— А хочешь, я твою Катьку убью?
«Убить Катю? — поражаюсь я. — Как это убить?» Я же знаю — она неживая. Я чувствую, в словах Амалии таится какая-то злая каверза, но любопытство пересиливает беспокойство.
И прежде чем я соображаю, что Амалия собирается сделать, она бросает Катю на пол и мгновенным сильным ударом каблука разбивает ей голову. Хрустнув, рассыпается на мелкие осколки нежное фарфоровое личико. Я кричу. И Амалия в ту же секунду пронзительно взвизгивает: это Васька ударил ее кулаком. Раз, еще раз…
В комнату вбегают испуганные мама и бабушка, оттаскивают Ваську от сестры. И лишь после этого замечают на полу под ногами фарфоровые осколки — все, что осталось от Кати.
Бабушка нагибается над осколками.
— Что случилось? Ты ее уронила, Ли?
— Ее не уронили! — отвечает Васька, зло глядя на сестру. — Ее Амалька нарочно разбила!
Я ожидаю, что старшие сейчас же обрушатся на Амалию, станут ее бранить. Но мама, помолчав с минуту, кладет вдруг руку на вздрагивающее от рыданий плечо Амалии и говорит:
— Успокойся, ну успокойся, девочка…
— Она злая! — тихо вздыхает Гиви.
— Сам злой! Сам! — вдруг кричит Амалия и с ревом выбегает из комнаты. Слышно, как дробно стучат по ступенькам лестницы ее каблучки.
Вечером у нас собираются гости — родные, папины и мамины друзья, — шутят, смеются, пьют за мое здоровье вино. Дядя Серго дарит большой разноцветный мяч, бабушка Тата — нарядную книжку «Алиса в стране чудес»; я, конечно, благодарю, но сама с трудом удерживаю слезы. Ничто не радует меня.
Наконец я ложусь спать, крепко прижимая к себе Мишку — хоть он, мой обтрепанный верный друг, со мной! Осколки Катиного лица на паркете снятся мне всю ночь. С утра мама уходит из дома и возвращается часа через два с большой картонной коробкой. Поманив меня за собой и положив картонку на мою кровать, она снимает с нее крышку.
Что это? Две совершенно одинаковые Кати, Кати-близняшки тянут ко мне свои толстенькие розовые руки! Но у одной вплетена в косы зеленая, а у другой — голубая лента.
Мама молча берет меня, ничего не понимающую, за руку, и мы с ней спускаемся во двор по гулкой винтовой лестнице. Остановившись посреди двора, мама громко зовет Амалию. Ее целый день нет во дворе. Не видно и Васьки. Только младшие тигранята, как обычно, возятся в песке.
— Амалия, выйди! — зовет мама.
Но никто не отзывается. Мы растерянно стоим посреди двора.
И вдруг со стороны мусорного ящика доносится всхлипывание. Тихое, еле слышное. Следом за мамой я подхожу к ящику, в котором, как и всегда, мяукают и дерутся голодные кошки. Мы заглядываем в щель между ящиком и стеной. Там на корточках сидит Амалия. Растрепанная, лицо в грязных потеках слез. Она смотрит исподлобья, сверкая на меня своими ярко-зелеными, тигриными глазами. Ей, наверно, здорово попало и от отца и от тетушки Аревхат.
А мама говорит:
— Ну, вылезай, Амалия, иди сюда, мы же тебя не съедим в самом деле. На́ вот, возьми, — и протягивает Амалии куклу с зеленой лентой.
— Дамская благотворительность? — иронически спрашивает кто-то за моей спиной, и, обернувшись, я вижу дядю Серго — он стоит, опираясь на свою тоненькую тросточку и насмешливо улыбаясь. — Благотворительность никогда не способствовала сближению классов, Маргарита!
Я не понимаю, что дядя Серго говорит, не понимает этого и Амалия — она только смотрит остановившимися глазами на куклу, которую протягивает ей мама. А мама оглядывается на дядю Серго и укоризненно качает головой.
— Ты не прав, Серж! Это же дети! Вы, мужчины, ну совершенно ничего не понимаете, у вас глухие сердца! А мы, выражаясь твоим языком, такие же «труженики», так Тигран, только у нас разная работа… Ну, Амалия, возьми куклу, — бодро говорит мама, — и приходи к нам сегодня же. Слышишь?
Амалия не отвечает, даже не смотрит на маму, ее глаза становятся все шире и вдруг вспыхивают слепящим блеском. Рванувшись, она судорожно хватает куклу и, крепко прижимая ее к груди, с непонятным возгласом убегает домой.
А дядя Серго продолжает грустно и иронически улыбаться.
— Ну-ну, посмотрим на результаты сего социального эксперимента, милая Маргарита, — все так же непонятно говорит он.
А я думаю: все-таки мама молодец! Теперь Амалии не будет обидно. И у нее будет теперь своя Катя!
ВСТРЕЧА НА МОСТУ
«Гиж март» — сумасшедший март — так называют в Тифлисе первый месяц весны. Откуда-то с нагорий вдруг налетают шальные пронзительные ветры, весь город распахнут навстречу сквознякам. Грохочут железные крыши, словно кто-то бегает по ним в тяжелых, подкованных сапогах, хлопают плохо прикрытые ставни, разноцветными флагами полощется развешанное на балконах белье.
