— Кофе хочешь? — беспомощно спросил дежурный.
— Нет, спасибо, Артем. Я бы пошла, а? Всю ночь черкала, то немцы, то англичане…
Артем кивнул, вынул из нагрудного кармана коробочек радиофона. Привычным движением сделал из трех пальцев какую-то «козу», небрежно ткнул в клавиатуру. Тускло блеснув, выскочила антенна, радиофон зашипел.
— Пал Семеныч? Привет! Слушай, я к тебе девочку пропускаю.
— Ну да? — спросил радиофон. — Зачем мне девочка?
— Хорошая девочка, только документ на работе оставила. Не гнать же ее обратно, сам посуди.
— Что-то девочка твоя заработалась, — с ехидцей сказал радиофон. — Пропускай, ладно.
— Ну вот и хорошо. Пока.
— Стой, стой, Артем Григорьевич! Тут Вацлав все-таки звонил, кланялся тебе.
— Звонил? Почему не пришел-то?
— Интеграл какой-то доколачивал. Забыл, говорит, о времени.
— Понятно, — с какой-то уважительной завистью сказал Артем. — Талантливый, чертяка…
Радиофон хмыкнул и проговорил:
— А кто сейчас не талантливый? Когда работа в радость…
— Все ж таки по-разному.
— Ну, знаешь, Артем Григорьевич, это как рост. У кого метр семьдесят, а у кого два пять. Но, в общем, к жизни все пригодны. А без роста совсем не бывает.
Артем засмеялся.
— Ты пропаганди-ист! Что-то я же тебе сказать еще хотел… Да! Тут опять приходил этот вчерашний чудик.
— Какой?
— Ну, помнишь: как пройти на улицу Кузнецкий мост? Мне нужен Выставочный зал Союза художников…
— И что сей художник хотел?
— Поговорить, я так понимаю. Бессонница у него, что ли?.. Какой же это, говорит, мост, если в час «пик» тут машин больше, нежели воды?
— Надо же, умный какой. А ты объяснил ему, что, например… ну, птица, даже если крылышки сложила и ходит по траве, все равно птица, а не мышь! Или вот социализм — что ты с ним ни делай…
— Пал Семеныч, прости, я перезвоню. Девочка тут просто засыпает.
— Да я ничего, — виновато пробормотала Ира, разлепляя глаза. — Веки только опустила.
— Вот я и вижу.
— Давай, — сказал радиофон. — Пусть гуляет и ничего плохого не думает. Связь кончаю.
— А я никогда ничего плохого не думаю, — заявила Ира. — С какой стати?
На миг встав на цыпочки, она чмокнула Артема в морщинистую щеку — тот даже крякнул от неожиданности, — а потом дунула через мост.
Она любила мосты за свободу и ветер. Город будто смахнули вдаль, на края, осталось лишь главное: небо и река. По реке тянуло просторной прохладой, чувствовалось: скоро рассветет. Разрывы облаков наливались алым соком, и по неподвижно лежащей глубоко внизу чистой воде медленно текли розовые зеркала. Было так весело нестись в утренней пустоте, что Ира вдруг загорланила с пиратской хрипотцой какую-то ерунду, звонко отбивая каблуками только что придуманный рвущийся ритм и время от времени перепрыгивая через лужи, которые оставил прошедший вечером теплый дождь.
