Давление зла - [3]

…Стужа отступила в овраг. Федор чувствовал ее там, все равно, что видел. Видел он также, что это неправильный холод, ненастоящий. Он холодит лишь его… нет, пожалуй, только лишь живые существа — Федор огляделся и не заметил никакой живности вокруг. Ну ладно, птиц не видать… Но какие-то жучки или бабочки должны быть! А здесь — даже кузнечики смолкли. Федор прислушался. Издалека, на пределе слышимости, донеслось ослабленное расстоянием монотонное их цвирканье. Странное место. Мрачное. Он еще раз осмотрелся и заметил на ветвях стоящей перед ним на расстоянии десятка метров мрачной исполинской ели какие-то тряпочки. Некоторые из них были еще совсем свежими, не выцвели. Федор замер, до него начинала доходить причина необычности этого места — капище…

Федор сделал было пару шагов к ели, но остановился. Что-то не пускало его, заставляло уйти прочь. Как будто само это место было пропитано не то чтобы злом — какой-то странной, чуждой, недоброй силой. Он постоял, вглядываясь в обесцвеченные ветром и дождем ленточки на темных ветвях, в заметную даже отсюда паутину с запутавшейся в ней хвое и прочим лесным сором. Он с трудом подавлял нараставшее желание бежать отсюда. Наконец он медленно повернулся и неторопливо двинулся вверх по склону, напряженно вслушиваясь в царящую вокруг тишину. Он с трудом сдерживался, чтобы не побежать или не оглянуться. Только оказавшись наверху, на окраине засеянного ячменем поля, он почувствовал, как расслабились, наконец, мышцы спины и шеи, и позволил себе обернуться — к залитой низким уже солнцем поляне, вершинам елей, растущих в оврагах, протянувшимся от них темным холодным теням.

…Солнце еще не коснулось горизонта, когда Федор вернулся в поселок. Хотя на улице было так же мало людей, как и днем, но поселок уже не казался необитаемым. Слышались далекие голоса, где-то бубнил телевизор, негромко взмыкивала корова. Откуда-то выскочила стайка ребятишек, побежала вдоль улицы. Вкусно пахло дымком и жареным луком, и Федор ощутил приятное чувство возвращения домой, к людям, словно был не в полях вблизи деревни, а долго скитался в глухих лесных дебрях.

III

Сразу после ужина Федор вышел во двор — посидеть и перекурить. Зубчатая кромка леса на западе чернела на фоне подсвеченных снизу полупрозрачных облаков. Над усадьбой, над близкой опушкой, над поселком повисли долгие летние сумерки. Небо оставалось светлым, мягкий и нежный отблик его ложился на все вокруг, нереальный из-за невозможности уловить направление света. Пахло сырой травой под ногами, понизу вились и зудели комары. Бесшумно подошел Аркадий, молча уселся рядом, сложил на животе руки. Федор скосил на него глаза — большое тело Аркадия вольно расположилось на скамеечке, рубашка на животе разошлась, в прореху видна была выцветшая майка. Он не пытался нарушить молчание, лишь посапывал уютно, и Федор был благодарен ему за это.

…Как всегда в такие минуты, перед ним всплывало прошлое, но впервые Федор не чувствовал бессильной ярости на жизнь, на ту злосчастную катастрофу, в которую попало такси с его женой и дочерью. И позднее, когда сам заболел, он воспринял это как еще один вызов. Злость и упрямое желание переломить предначертанное помогли ему выжить и придали силы жить дальше. А сейчас он вдруг обнаружил, что боль утихла, отодвинулась куда-то вглубь, давая возможность жить и дышать; жить, а не гореть в нескончаемой борьбе с судьбой…

Тихо шелестя ногами по траве, подошла Ольга Васильевна. Сосредоточенно ступая, она несла сразу три фаянсовых бокала — полных, судя по походке.

— Мужчины, чай пить будете, — голос Ольги прозвучал не вопросом, а утверждением. — Держи, Аркаша… Да не обожгись…

Неприметно темнело. Здесь, под открытым небом, еще можно было различить детали предметов, хотя цвета уже стушевала, скрыла сутемь. Под навесом, где стояла машина, лишь отблескивали никелем бампер и облицовка фар, да в ветровом стекле, уменьшенный, дотлевал опрокинутый закат.

— Федор, так вы толком и не сказали, где были, — Ольга Васильевна опустила кружку, охваченную ладонями, на колени. Лицо ее было повернуто к Федору, в глазах рдели искры.

Федору вдруг стало не по себе, но тут она пошевелилась, отражение вечернего неба в ее глазах сместилось, и Федор, облегченно вздохнув, сказал, хотя и не собирался этого делать:

— Да вот, понимаете, занесло… Гиблое какое-то место, мрачное…

И пожал плечами, и рассмеялся смущенно — нелепым показался охвативший там его страх…

Смех одиноко прокатился по двору, замер в тишине. Никто его не поддержал. Ольга серьезно сказала:

— Я так и думала. Дурное это место, нехорошее… Если подольше там побыть, зло от человека трудно отогнать…

"Прямо чертовщина какая-то: дурное место, зло… Вроде взрослые люди, чтобы верить в сказки", — подумал Федор и, пряча смущение, отхлебнул чай крепкий и хорошо заваренный, как он любил.

— А я всегда чувствую, какой кому чай нравится, — с вызовом ответила на незаданный вопрос Ольга. — А вас, видать, неспроста на то место повело. Кто-то вас проверяет…

Вполголоса пробормотал что-то недовольным тоном Аркадий. "Ладно, отозвалась Ольга и ушла в дом, приостановившись и бросив через плечо: — Я вам на веранде постелю. Там попрохладнее будет…"