Давай надеяться на лучшее - [100]

Я так влюблена – просто не знаю, что мне делать с самой собой, однако поделиться чувствами мне не с кем. Мои мысли невыносимы для меня самой. Три недели я молчу о том, что происходит, три недели постоянно переживаю и фантазирую в душе. Три недели мой мозг напряженно работает, пытаясь срежиссировать этот роман, – поскольку мне кажется, что это именно роман, – делая его удобоваримым для стороннего наблюдателя.

Не прошло еще двух лет с тех пор, как ты умер. Прошло всего год и восемь месяцев, и я не понимаю, как я могла бы дальше сдерживаться. Совсем недавно этот вопрос не стоял вообще – но вот за одну ночь он превратился в главную дилемму моей жизни. Можно ли мне идти дальше? Смогу ли я идти дальше? Означает ли все это, что я хладнокровная и отвратительная, раз я влюбилась – да, влюбилась – так скоро после того, как потеряла тебя?

На фоне моих внутренних мучений внешний процесс, похоже, идет своим чередом. Кажется, я совсем утратила контроль над своими действиями. Например, я не могу сдержаться и не ответить тут же, стоит ему написать мне. А он пишет мне часто. По нескольку раз в день. Порой создается впечатление, что наш диалог не прерывается, а лишь ставится на паузу, когда мы должны заняться работой или детьми. Затем мы снова возвращаемся к той же теме. Мы делимся друг с другом внешне бессмысленными, но на самом деле тщательно отобранными селфи в повседневных ситуациях: в лифте, на улице, в метро, на работе, фотографиями еды, которую мы едим, и посуды, которую моем, и своих лиц с разинутыми пенными ртами, когда чистим зубы. Меня по-прежнему волнует, как я выгляжу на фотографиях, порой я редактирую их, прежде чем отправить. Перечитываю наши прежние эсэмэски, пытаясь взглянуть на них его глазами, понять, какой я ему кажусь. Не хочу, чтобы он считал меня хвастливой. Или неумной. Или слишком невротичной. И уже тем более приставучей. Я хочу, чтобы он считал меня красивой, крутой и веселой. Потому что мне кажется, что он именно такой. Мужественный, зрелый, умный и красивый. Все это есть в нем, и мне хочется, чтобы обо мне он думал то же самое.

Я нетерпеливо жду его ответа с той самой секунды, когда отсылаю свое сообщение, и до той секунды, когда приходит его ответ. Если проходит хотя бы несколько минут, меня охватывает паника. Минуты медленно ползут вперед, кажутся бессмысленными, пока ответ не заставит мой телефон вибрировать, и я снова начинаю существовать, пульсировать. Затем все повторяется сначала. Дни ползут – и одновременно несутся вскачь. Одно за другим я совершаю действия, приводящие меня все ближе к нему, уводящие все дальше от тебя, и не могу сдержаться. Раньше я и не подозревала, что настолько не умею себя контролировать. К тому же я не подозревала, что у меня так много свободного времени. И столько энергии.

Внезапно целый день может пройти без единой мысли о тебе. Внезапно вечера с Иваном после садика уже не кажутся такими тяжелыми. Когда мы играем на площадке, а потом катим домой с заходом в магазин, чтобы начать ежевечерний ритуал с детской передачей, сказками и фрикадельками, я уже не чувствую себя той унылой фигурой, какой была раньше. Скорее наоборот. Я интересный человек, ведущий тайную жизнь наряду со своей родительской ролью. У меня есть мужчина, который скучает по мне, который ждет сигнала, чтобы позвонить мне, едва Иван заснет, который считает меня привлекательной женщиной и интересной собеседницей. Внезапно я уже не только мама и скорбящая вдова. Внезапно я что-то значу еще для кого-то, кроме Ивана.

По вечерам, когда Иван заснул, мы звоним друг другу. Наши разговоры по телефону продолжаются чуть не всю ночь. Его голос и успокаивает, и возбуждает меня, мы можем говорить обо всем на свете, хотя знакомы всего несколько недель. Заканчивая разговор, каждый просит другого положить трубку первым. Ждем в тишине – и никто не кладет. Мы начинаем смеяться и пробуем еще раз. В конце концов заставляем себя попрощаться и потом успеваем обменяться еще кучей эсэмэсок, прежде чем замолчать, чтобы поспать хоть пару часов.

Я не решаюсь рассказать подругам, как много мы общаемся. Всего три недели назад мы не знали друг друга, и для моего окружения прошли три самых обычных недели. Для меня же все мое существование поставлено с ног на голову, вывернуто наизнанку. Внезапно моя основная функция, мой смысл жизни не только в том, чтобы быть мамой Ивана. Я бережно храню это чувство, берегу его для самой себя, не хочу выставлять его всем на обозрение – по крайней мере, пока. Кроме того, я чувствую себя наивным подростком, когда в трезвом состоянии пытаюсь что-то сформулировать по поводу нашего интенсивного общения. Я чувствую, что покраснею до ушей, едва начав говорить о нем. Сразу будет заметно, что я влюблена, а в этом я никому не хочу признаваться, потому что мне это кажется неуместным.

Когда подруги спрашивают меня, поддерживаю ли я контакт с тем мужчиной, я отвечаю уклончиво – дескать, да, мы поддерживаем контакт. Как много мы на самом деле общаемся – это я держу при себе. Когда самые внимательные спрашивают, что происходит, какие у меня ощущения и в какую сторону все развивается, я отвечаю, что мы посмотрим, что из всего этого получится. Что вдруг из ниоткуда появился человек, который меня понимает. Человек, тоже переживший потерю и горе, который мыслит точно так же, как и я. Человек, с которым мне не так одиноко, который умеет меня рассмешить. Я говорю, что он, возможно, мой астральный двойник, и, может быть, мы станем хорошими друзьями, и даже друзьями на всю жизнь. Потом я стараюсь перевести разговор на другое, потому что у меня пока не хватает сил признать, насколько все это поглотило меня.