Датское лето - [18]

Напряженная неподвижность сменилась бурным движением — каноник Мейрион пришел в себя, как смерч, ринулся по ступенькам и, схватив дочь за руку, оторвал ее от Блери. Она не менее решительно вырвала у него руку и даже отряхнула рукав после прикосновения отца. Ночная темнота притупила острые, как кинжал, взгляды, которыми обменялись дочь с отцом. Блери, не моргнув глазом, тихонько рассмеялся.

— О, простите, если я посягнул на ваши права в этом заповеднике, — сказал он, прикидываясь бестолковым. — Я не рассчитывал встретить соперника в рясе здесь, во владениях епископа Жильбера. Я вижу, что недооценил широту его взглядов.

Разумеется, Блери нарочно провоцировал каноника. Даже если он не знал, что этот негодующий пожилой человек — отец девушки, вряд ли можно было истолковать поступок Мейриона так, как это сделал Блери. Но разве не Хелед первая начала проказничать? Ей не понравилось, что каноник так мало верил в ее рассудительность, что считал неспособной поставить на место сомнительного ухажера. А Блери достаточно хорошо изучил женщин, чтобы уловить подспудный смысл поведения Хелед и подыграть ей и для ее удовольствия, и ради собственного развлечения.

— Сэр, — с тяжеловесным достоинством произнес Мейрион, с трудом обуздывая ярость, — моя дочь помолвлена и скоро выйдет замуж.. Здесь, при дворе его светлости, вам следует с уважением относиться к ней и другим женщинам. — Затем он резко обратился к Хелед, указав на их жилище у дальней стены, огораживающей двор: — Ступай, девочка! Время уже позднее, тебе пора домой.

Хелед, не испытывая ни малейшего волнения, коротко кивнула обоим и не спеша удалилась. Даже ее спина выражала презрение ко всем мужчинам вообще.

— Чудесная девушка, — одобрительно заметил Блери, глядя ей вслед. — Вы можете гордиться своим произведением, святой отец. Надеюсь, вы выдадите ее за человека, способного ценить красоту. Вряд ли права жениха ущемлены тем, что его невесте оказана пустячная услуга и ее перенесли со ступенек на землю. — Блери четко и насмешливо произнес слова «святой отец», прекрасно понимая их двусмысленное звучание. — Ну что же, чего не видит глаз, не печалит сердце, а ведь жених далеко, в Англси. Ведь вы не станете распускать язык там, где дело касается этого брака. — В его словах читался явный намек. Конечно, каноник Мейрион не предпримет никаких шагов, которые могли бы поставить под удар его безгрешное и многообещающее будущее. Блери ап Рис отличался сообразительностью и был хорошо осведомлен о клерикальных реформах епископа. Он даже понял обиду Хелед за то, что от нее стараются так безжалостно отделаться, и ее желание отомстить перед отъездом.

— Сэр, вы гость принца и епископа и должны вести себя соответствующим образом, поскольку вам оказывается гостеприимство — Мейрион стал прямым, как копье, а голос, в котором звучала сталь, разил, словно клинок. У этого хорошо вышколенного человека был неистовый валлийский характер, но он умел подавлять свои порывы. — Если вы не будете считаться с нашими правилами, то горько пожалеете. Каково бы ни было мое собственное положение, я позабочусь об этом. Не приближайтесь к моей дочери и больше не пытайтесь любезничать с ней. Ваши ухаживания здесь нежелательны.

— Только не для самой леди, как мне кажется, — ответил Блери, и в его самодовольном тоне послышалась улыбка. — У нее есть язык и руки, и она, несомненно, пустила бы их в ход, если бы я чем-либо вызвал ее неудовольствие. Мне нравятся девицы с решительным характером. Если мне представится случай, я скажу ей об этом. Почему бы ей не скрасить несколько часов пути к жениху, принимая поклонение, которого она вполне достойна?

Воцарилось гробовое молчание, и Кадфаэль словно ощутил близкое дыхание грозы. Наконец каноник Мейрион произнес, скрежеща зубами от еле сдерживаемой ярости:

— Милорд, не думайте, что моя ряса — гарантия вашей безопасности. Если вы заденете мою честь или попытаетесь запятнать доброе имя моей дочери, вам ничего не поможет. Советую держаться от Хелед подальше, иначе вам придется сожалеть. Правда, — заключил он тихо и еще более зловеще, — у вас будет на это слишком мало времени!

— Времени хватит, — сказал Блери, которого ничуть не впечатлила эта угроза, — поскольку я не очень-то привык о чем-либо сожалеть. Спокойной ночи, ваше преподобие! — С этими словами он прошел так близко от Мейриона, что их рукава соприкоснулись, — возможно, Блери сделал это нарочно — и стал подниматься по лестнице, ведущей в зал. А каноник, с трудом справившись со своей яростью, попытался вернуть себе достоинство. Наконец это ему удалось, и он прошествовал к своему собственному дому.

В еще более глубокой задумчивости, чем прежде, Кадфаэль вернулся в отведенную им комнату и пересказал происшествие брату Марку, лежавшему после вечерних молитв с широко открытыми глазами. Тот благодаря своей интуиции уже догадывался о подводных течениях, бурливших в ночном воздухе. Поэтому его ничуть не удивил рассказ брата Кадфаэля.

— Как тебе кажется, Кадфаэль, в какой степени он беспокоится за свое повышение по службе, а в какой — за дочь? Ведь он чувствует себя виноватым перед ней. Он винит себя за то, что избавляется от нее, и за то, что любит ее меньше, чем она его. Это чувство вины заставляет каноника еще сильнее желать, чтобы она оказалась как можно дальше и чтобы о ней заботился другой.