Дата Туташхиа - [265]

— Не надо, Дата-батоно…

Бонна, и правда, не хотел брать денег. Туташхиа это понял.

— При другом обороте дела не было б разницы, взял бы ты эти пять рублей или нет. Хватило б и того, что я тебе предложил, а там бы уж делал, как знаешь. Но теперь такой расклад получился, что предложить мало, — надо, чтоб ты их взял. Так что давай клади в карман и запомни всех, кто придет нынешней ночью и завтра с утра пораньше будет спрашивать тебя, с чего это собака лаяла.

Мельник взял деньги, вытащил из кармана кисет и спрятал.

— Смотри, Бонна, не обмани меня, а то я такое устрою, что полетишь ты с этой мельницей, и не то что о приданом, о мамалыге тебе и дочкам твоим скучать придется.

Бонна двумя руками держал развязанный кисет и нё мог отвести от него глаз. Туташхиа поднял с пола кота и срезал с лапы веревку.

— За что ты даешь мне эти пять рублей, Дата Туташхиа!.. — закричал Бонна. — Забери их обратно. Не нужно денег, я и так скажу, кто придет и станет спрашивать…

— Тс-с-с, Бониа, спокойно! Я заплатил тебе не только за это. Гляди, гляди в кисет!

Мельник поглядел.

— Гляди и соображай — увидишь, кто ты есть и каким должно быть человеку. Для того я и дал тебе эти деньги.

Туташхиа снял со стены бурку, перекинул ее через локоть.

— Дата Туташхиа, лучше б ты убил меня, — рыдал Бониа.

Туташхиа был уже у двери, когда Бониа крикнул ему:

— Погоди, Дата-батоно, послушай, что я скажу…

Абраг обернулся.

— Знаешь, кто со мной говорил в Кутаиси и на это дело уломал?

— Кто? — Туташхиа приблизился к мельнику.

— Сидел там еще жандармский начальник, здешний, кутаисский, но он больше молчал, а говорил твой двоюродный брат Мушни Зарандиа. Только он назвал себя по-дру-гому, думал, я его не знаю. А я все знаю — и что он полковник, знаю, и что в Петербурге большими делами ворочает, тоже знаю. Это он купил мне мельницу у Шарухиа.

Дата Туташхиа стоял, будто вкопанный, но это длилось лишь мгновение. Он поднял коптилку, поднес ее к лицу мельника и осветил глаза:

— Когда это было?

— В июне.

— Не врет, — тихо сказал Туташхиа и поставил коптилку на стол.

Абраг думал. Мельник помолчал-помолчал и говорит:

— Неверный и хитрый он человек, твой брат, Дата-батоно. Стерегись его, ой как стерегись!

— За мной не Мушни гоняется — его начальство за мной по пятам ходит, а у него служба такая, — никуда не денешься, — делает, что велят. Таких, как он, у них, хорошо, если два-три найдется. Ты об этом помнить должен. А осторожности мне хватает. И если смерть моя разыщет меня, так не оттого, что берегся плохо, а оттого, что этот час судьбою назначен.

Туташхиа распахнул дверь. Кот прыгнул через порог и побежал прямиком к дому Ноко Басилая.

— Это порода в нем играет! Ты только погляди на эту туташхиевскую породу!

Абраг обогнул мельницу, сбежал по склону, перепрыгнул через забор Бечуни Пертиа. Он на цыпочках поднялся по черной лестнице и приоткрыл дверь. В коридоре было темно. Абраг пошарил по стене, нащупал дверь, постучал. Подождал немного, никто не отвечал, и он взялся за ручку. Сзади слабо скрипнул пол. Туташхиа пошел на звук и приник ухом к двери, из-за которой донесся скрип. Снова полная тишина, но кожей и нюхом абраг чувствовал, что за дверью кто-то притаился. Может, чужой? В конце коридора светлело окно. Луны отсюда не было видно, только ветки ореха мерцали серебром, и дальше, где кончался двор, среди фруктовых деревьев прятались маленькие домишки. Он вдруг вспомнил свое стадо и бычка Кору, который весь пошел в своих предков и превратился в здоровенного черного бугая с огромным белым яблоком на боку. Кора ворочал голубыми, помутневшими от старости глазищами, и абраг, улыбаясь воспоминанию, любовался бравым бугаем, который достался ахалкалакским молоканам и которого вернуло ему сейчас его воображение.

Он постучал.

— Кто там? — послышался из-за двери голос Гуду.

Туташхиа не успел отозваться, как под полом прокукарекал молодой петух — длинно, отрывисто, хрипло, видно, это был первый его крик.

Туташхиа подождал, пока он затих, и сказал негромко:

— Это я, Дата, открой!

— Пожалуй, — чуть помедлив, ответил мальчик.

Щелкнула задвижка.

Дата Туташхиа вошел, запер за собой дверь и стал у порога, разглядывая Гудуну Пертиа.

Мальчик прикрыл поплотнее ставню, подошел к камину, разгреб угли и принялся раздувать их. На гостя он даже не взглянул и двигался нехотя, будто его понуждали.

Дата Туташхиа сосредоточенно разглядывал мальчика с высоты своего роста. Скинул бурку.

— Я два года здесь не был… Сколько теперь тебе?

— Четырнадцать, пятнадцатый, — ответил Гудуна Пертиа, отодрал от стены клочок старых обоев и вернулся к углям.

Бумага вспыхнула.

— Четырнадцать, пятнадцатый… Да, так и есть. — Он пристально вглядывался в лицо мальчика, освещенное пламенем горевшей бумаги.

Гость и хозяин как стояли, так и глядели друг на друга, пока от бумаги не остался лишь пепел и комната снова не погрузилась в темноту.

— Засвети коптилку, лампы не нужно, — сказал Туташхиа.

Мальчик снова сорвал со стены полоску обоев, зажег свечу и, стоя спиной к абрагу, уставился на огонь.

Абраг оглядел комнату.

— Когда ты был маленький, в этих двух комнатах жила учительница, ее звали Тико, Тинатин Орбелиани… — Он вспомнил давнюю, грозовую для него ночь и самоотречен-ность жилички, хитроумно и ловко прикрывшей его. — Где Бечуни, Гуду?