Дары смерти - [52]

Гарри поднимался по лестнице, пока не добрался до самого последнего этажа, где было две двери. На двери прямо перед ним была табличка с именем Сириуса. Раньше Гарри никогда не заходил в спальню своего крёстного. Он открыл дверь, высоко держа палочку, чтобы освещать как можно большее пространство. Комната была просторной и когда-то возможно даже красивой. В комнате была кровать с резной деревянной спинкой, высокое окно, задёрнутое длинными бархатными шторами и пыльная люстра с остатками свечей в подсвечниках, с которых сосульками свисал воск. Фотографии на стене и спинка кровати были покрыты толстым слоем пыли; между люстрой и верхом платяного шкафа повисла паутина, а стоило Гарри зайти глубже в комнату, как он услышал суетливый шорох потревоженных мышей.

Юный Сириус обклеил стены таким количеством плакатов и фотографий, что серебристо-серый шёлк на стенах был виден лишь в некоторых местах. Гарри мог лишь предположить, что родители Сириуса не смогли удалить чары вечной липкости, с помощью которых всё это держалось на стене, потому что был уверен, что они вряд ли оценивали украшательский вкус своего старшего сына. Сириус же, похоже, изо всех сил старался досадить своим родителям. На стенах висело несколько огромных выцветших красных с золотом гриффиндорских знамён, лишь подчёркивавших его отличие от остальных членов семьи, учившихся в Слизерине. Было много фотографий магглских мотоциклов, а также (Гарри даже восхитился смелости Сириуса) несколько фотографий магглских девушек в бикини. Гарри мог с уверенностью сказать, что они были именно магглами, потому что на фотографиях они были неподвижными, с потускневшими улыбками и стеклянными глазами, застывшими на бумаге. Всё это резко отличалось от единственной волшебной фотографии, висевшей на стене — фотографии четырёх студентов Хогвартса, стоявших рука об руку и смеявшихся в камеру.

С нескрываемым удовольствием Гарри узнал своего отца; его растрёпанные чёрные волосы также как у Гарри стояли торчком на макушке, и он тоже носил очки. Рядом с ним стоял Сириус, небрежно красив, его чуть высокомерное лицо было намного моложе и счастливее, чем когда Гарри видел его живым. Справа от Сириуса стоял Петтигрю, более чем на голову ниже, пухлый, с влажными глазами, он светился от удовольствия быть членом этой самой крутой компании, быть рядом с Джеймсом и Сириусом, вызывавшими всеобщее восхищение. Слева от Джеймса стоял Люпин, даже тогда слегка потёртого вида, но с таким же видом восхищённого удивления от того, что он тоже является частью всего этого… а может всё это Гарри увидел на фото только потому, что знал, как всё это было на самом деле? Он попытался снять фотографию со стены (в конце концов, она была его, Сириус оставил ему всё), но она не поддалась. Сириус хорошо постарался ради того, чтобы родители не смогли изменить внешний вид его комнаты.

Гарри оглядел пол вокруг себя. Небо за окном становилось ярче. В луче света были видны обрывки бумаги, книги и мелкие предметы, разбросанные по ковру. Похоже, что спальню Сириуса тоже обыскали, но, по всей видимости, её содержимое не представляло какой-либо ценности. Некоторые книги так перетрясали, что обложки валялись на полу отдельно от разбросанных страниц.

Гарри наклонился, поднял несколько листов и рассмотрел их. Один оказался страницей старого издания «Истории магии» Батильды Бэгшот, а другой был вырван из руководства по обслуживанию мотоциклов. Третий был исписан от руки и скомкан. Гарри расправил листок.

Дорогой Бродяга.

Спасибо, большое спасибо за подарок для Гарри на его день рождения! Теперь он его самый любимый. Всего год, а уже летает на игрушечной метле, такой довольный. Посылаю фотографию, так что сам посмотри. Знаешь, она поднимается от земли всего на пару футов, но он чуть не убил кота, и разбил ту ужасную вазу, которую Петунья посылала на Рождество (никто и не расстроился). Джеймса, всё это, разумеется, здорово забавляет, он говорит, что малыш станет великим квиддичным игроком, но пока нам приходится убрать все украшения и не спускать с него глаз, когда он начинает летать.

На день рождения скромно попили чаю, только мы да Батильда. Она всегда хорошо к нам относилась, а в Гарри вообще души не чает. Жаль, что ты не смог приехать, но победа Ордена прежде всего, да и Гарри всё равно ещё маленький — не понимает, что у него день рождения! Джеймс становится сам не свой из-за того, что сидит взаперти, виду он не показывает, но я-то вижу… а ещё Дамблдор до сих пор не отдал его плащ-невидимку, так что даже не прогуляться. Если бы ты смог навестить нас, это бы здорово его развеселило. На прошлой неделе приходил Хвост. Мне он показался каким-то подавленным, но это возможно из-за новостей о Маккиннонах; я, когда узнала, весь вечер проплакала.

Батильда заглядывает почти каждый день; очаровательная старушка, столько удивительных историй о Дамблдоре знает. Вряд ли бы ему это понравилось, если бы он узнал! Не знаю, скольким из них можно верить, потому что это кажется невероятным, что Дамблдор

Конечности Гарри, словно, онемели. Он стоял неподвижно, держа ватными пальцами удивительный кусок бумаги, а внутри него беззвучный вулкан извергал радость и горе, одинаково пульсировавшие по венам. Пошатнувшись, он сел на кровать.