Дары смерти - [12]

— Все нормально, — успокоил ее Гарри. — Это неважно, честно.

— Неважно? — намного громче повторила Гестия. — Неужели эти люди не понимают, как много ты пережил? Не понимают, какой опасности ты подвергаешься, Какое особое место ты занимаешь в сердцах тех, кто борется против Вольдеморта?

— Э-э-э… Нет, не понимают, — ответил Гарри. — Они считают меня хламом, но я уже привык, на самом деле…

— Я не считаю тебя хламом.

Если бы Гарри не видел, как двигаются губы Дадли, он бы не поверил тому, что услышал. Но поскольку все так и было, он таращился на Дадли несколько секунд, пока не признал, что это все-таки сказал его двоюродный брат. Об этом свидетельствовало, например, то, что Дадли покраснел. Гарри и сам смутился и был изумлен.

— Ну… э-э-э… Спасибо, Дадли.

И снова показалось, что Дадли мучается со слишком глубокими для выражения мыслями. В конце концов он промямлил:

— Ты спас мне жизнь.

— Не совсем, — сказал Гарри. — Дементоры забрали бы твою душу, а не жизнь.

Он с любопытством взглянул на своего двоюродного брата. Они практически не сталкивались ни этим летом, ни предыдущим, так как Гарри приезжал на Бирючиновый проезд на очень короткое время и большую часть времени сидел в своей комнате. Сейчас же Гарри вдруг озарило, что чашка холодного чая, на которую он наступил сегодня утром, возможно, вовсе не была ловушкой. И хотя Гарри был очень растроган, он ощутил облегчение, что Дадли исчерпал силы для выражения своих чувств. Пару раз открыв рот, Дадли еще сильнее покраснел и погрузился в молчание.

Тетя Петуния расплакалась. Гестия Джонс взглянула на нее с одобрением, которое сменилось отвращением, когда тетя Петуния подбежала не к Гарри, а к Дадли, и обняла его.

— Так ми-и-ило, Дадличек! — сказала она, плача на его необъятной груди, — Такой с-сладкий мальчик… говорит с-спаси-и-ибо…

— Но он вовсе не сказал спасибо, — возмутилась Гестия. — Он просто сказал, что не считает Гарри хламом!

— Да, но из уст Дадли это почти признание в любви, — сказал Гарри, разрываясь между раздражением и желанием рассмеяться над тетей Петунией, все еще тискающей Дадли, будто тот вынес Гарри из горящего дома.

— Вы едете или нет? — взревел дядя Вернон, опять появляясь в дверях гостиной. — Я думал, у нас плотный график.

— Да-да, так и есть, — отозвался Дедал Диггль, смотревший на произошедший обмен чувствами с легким смущением, но теперь взявший себя в руки. — Нам действительно пора уходить. Гарри…

Он подбежал к Гарри и крепко схватил его ладонь обеими руками.

— …удачи. Надеюсь, мы снова встретимся. Надежды колдовского мира возложены на тебя.

— А-а, — сказал Гарри, — да. Спасибо.

— Прощай, Гарри, — сказала Гестия, тоже пожимая ему руку. — Мысленно мы с тобой.

— Надеюсь, все будет хорошо, — сказал Гарри, взглянув на тетю Петунию и Дадли.

— О, я уверен, мы станем закадычными друзьями, — радостно сказал Дедал, взмахнул цилиндром и вышел из комнаты. Гестия вышла за ним.

Дадли осторожно расцепил объятия матери и подошел к Гарри, которому пришлось сдержать порыв направить на него палочку. Затем Дадли протянул свою большую, розовую руку.

— Черт побери, Дадли, — сказал Гарри, заглушая новые всхлипы тети Петунии, — неужели дементоры вдохнули в тебя другую душу?

— Не знаю, — пробормотал Дадли, — увидимся, Гарри.

— Ага, — отозвался Гарри, пожимая руку Дадли. — Может, и увидимся. Береги себя, Большой Ди.

Дадли почти улыбнулся и потопал из комнаты. Гарри услышал его тяжелые шаги на дорожке из гравия, а затем как хлопнула дверь машины.

Тетя Петуния, спрятавшая лицо в носовой платок, оглянулась на звук. Она не ожидала остаться наедине с Гарри. Поспешно пряча мокрый платок в сумочку, тетя Петуния сказала: «Что же… до свидания…» и решительно пошла к двери, не бросив на Гарри ни взгляда.

— До свидания, — сказал Гарри.

Она остановилась и оглянулась. На мгновение у Гарри возникло странное чувство, что она хотела ему что-то сказать. Она бросила на него странный, робкий взгляд, какие-то слова готовы были ворваться с ее губ, но затем, слегка тряхнув головой, она торопливо вышла из комнаты вслед за мужем и сыном.

Глава четвёртая Семь Поттеров

Гарри взбежал по лестнице в свою комнату и, оказавшись у окна, успел увидеть, как машина выкатилась с подъездной дорожки на улицу. На заднем сидении между тётей Петунией и Дадли маячил цилиндр Дедала. В конце Бирючинового проезда машина свернула, её окна полыхнули алым в лучах заходящего солнца, и она исчезла из виду.

Гарри поднял клетку с Хедвиг, «Молнию» и рюкзак, в последний раз оглядел свою небывало чистую комнату и неуклюже спустился обратно в прихожую, где сложил вещи у подножия лестницы. Быстро темнело, и вечерний свет наполнил прихожую тенями. Было так непривычно стоять в полной тишине, понимая, что вот-вот покинешь этот дом навсегда. Много лет назад часы, которые Дурсли проводили вне дома, развлекаясь, и оставляли его дома в одиночестве, были редким удовольствием. Он тут же мчался наверх — поиграть на компьютере Дадли, задержавшись разве что у холодильника, чтобы стащить что-нибудь вкусненькое, или включал телевизор и переключал каналы, сколько его душе было угодно. Воспоминания о тех временах вызвали в нём странное ощущение опустошённости, словно мысли о младшем брате, которого он потерял.