Дарвин - [13]
На Куайле Чарлз сделал первое открытие. Там была странная белая, рыхлая, с какими-то вкраплениями порода. Было похоже, что она образована из ракушек и кораллов. Но они живут в море — как оказались на суше? Волнами выкинуло? А почему они спеклись в одно целое? Он ползал с лупой и был детективом: «Приходилось пускать в ход всю свою способность к рассуждению. При первом ознакомлении с какой-либо новой местностью ничто не кажется более безнадежно запутанным, чем хаос горных пород; но если отмечать залегание и характер пород и ископаемых во многих точках, все время при этом размышляя и стараясь предугадать, что может быть обнаружено в других точках, то хаос начинает проясняться…»
Пока его метод был строго дедуктивным: основываясь на известных общих законах, он объяснял отдельные случаи. Знаний недоставало, он отрекомендовался геологом, выучив лишь азы, и уже в дороге спешно дочитывал «Основы геологии» Чарлза Лайеля. Молодой (на 11 лет старше Дарвина) юрист и геолог-любитель, Лайель наделал много шуму. До него господствовали взгляды катастрофистов (представитель — Кювье): процесс творения планеты длился «бесчисленное множество лет», на протяжении которых ничего не менялось, пока Господь не насылал потоп, сопровождавшийся ужасными землетрясениями и извержениями. Проваливались горы, тонули острова, живые существа погибали в пучинах, а Господь вместо них каждый раз делал новых. Лайель, истово верующий человек, считал, что Богу не к лицу развлекаться потопами. Никаких «ужасных» катастроф не бывает, они всегда одинаковы, земная поверхность находится в постоянном движении; зная его скорость, можно вычислить возраст Земли — 100 миллионов лет (в XX веке ее возраст оценили в 4,6—5 миллиардов лет).
Итак, дедукция: известно, что окоченение трупа в обычных условиях наступает через шесть—восемь часов, и мы имеем в обычных условиях окоченелый труп, стало быть, смерть наступила не позднее шести часов назад. Известно (из учебников), как выглядят острова, бывшие когда-то вулканами. Куайль выглядит именно так — значит, он был вулканом и извергался. Известно, что острова подымаются — значит, и Куайль мог раньше не так высоко торчать над водой. Предположим, что при извержении лава разлилась по дну и запекла ракушки, а потом островок продолжал подниматься и постепенно вся масса оказалась выше уровня моря. Это лишь гипотеза, но она объясняет факты. «Тогда мне впервые пришла в голову мысль, что я смогу, быть может, написать книгу о геологии различных стран, посещенных мною, — и сердце мое затрепетало от восторга».
«Бигль» останавливался у других островов Зеленого Мыса, начинающий детектив писал, что дни слились в один, так все необычно: баобабы, птицы, негритянские дети — «никогда не видел более смышленых существ», португальские девицы, «одетые с замечательным вкусом». 7 февраля экспедиция направилась в Бразилию. Чарлз — отцу, 8 февраля: «К своему великому удивлению, я нахожу, что корабль на редкость удобное место. Все под рукой, а теснота заставляет быть таким аккуратным, что в конце концов от этого выигрываешь… Я уже начал смотреть на выход в море как на возвращение домой… Я нахожу корабль уютным местом для жизни, и если бы не морская болезнь, то все люди стали бы моряками».
16 февраля стали на дрейф у скал Святого Павла, где геологических загадок не было, растительности тоже, зато нашлись два вида птиц, глупыши и крачки, «смирного нрава, бестолковы». Более поэтично о них сказано в опубликованном варианте «Путешествия»: «Глупыши, сидя на своих примитивных гнездах, поглядывают на человека с глупым, но сердитым видом… Маленькая белоснежная крачка плавно парит у вас над головой и большими черными глазами со спокойным любопытством всматривается в ваше лицо. Не много нужно воображения, чтобы представить себе, что в таком легком и нежном теле живет какой-нибудь блуждающий сказочный дух».
Записи о животных Дарвин делал на протяжении всего плавания: наделял их человеческими чертами, восхищался умом, сердился за «тупость». «Меня очень занимали разнообразные уловки, к которым прибегал один спрут, стараясь остаться незамеченным; он, казалось, понимал, что я подстерегаю его. Некоторое время он лежал без движения, потом, крадучись, точно кошка за мышью, продвигался на дюйм или на два; время от времени он изменял свой цвет; действуя таким образом, он добрался до более глубокого места и тут внезапно рванулся вперед, оставляя за собой густую завесу чернил, чтобы скрыть нору, в которую уполз». «Игуаны тащат хвост по земле, имеют глупый вид. Очень любят кактус; вырывают кактус друг у друга, как собаки». Тукутуко и рейтродон (крыса и хомяк) — «нежные и беззащитные». Островные пауки — «мерзкие». Ящерицы — «тупые». «Туруко… подняв хвост, с необыкновенным проворством перебегает на ходулеобразных ногах от одного куста к другому. Не много нужно воображения, чтобы поверить, что эта птица стыдится себя и сознает, как смешна ее внешность. Так и хочется воскликнуть: "Отвратительно набитое чучело ожило и сбежало из музея!"».
