Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом - [24]

Открылась дверь, зашла горничная, удивленно посмотрела на меня.

— А почему Вы плачете?

— Да вот, хотелось побыть одной, подумать о жизни, и все напрасно: номер дали на три дня, денег хватает всего лишь на десять, шум, как в Москве, все безсмысленно и глупо.

— Я договорюсь, Вас оставят на десять дней, это нетрудно. Но я бы Вам посоветовала поискать себе в Печорах комнату; кстати, скоро пост начинается, зайдете ко мне, я Вам дам капусту-картошку-огурцы. Меня зовут Ольга, найдете здесь.

Какой пост, какая еще капуста! И я отправилась искать себе пристанище. Мало того, что ни один дом мне не нравился — каждый словно оживал и отпугивал своим выражением лица, и всюду люди — по несколько человек в каждой комнате. Вскоре мне объяснили, что я ищу невозможного, никто меня одну нигде не поселит, здесь очень дорогие дрова, верующие приезжают в монастырь на службы, и им все равно, сколько человек в комнате: они туда приходят только переночевать.

«А ты, деточка, поди в церковь-то да помолись, тебе Господь и пошлет», — посоветовал мне встречный дедушка, словно сошедший с картины Нестерова, и я отправилась в монастырь. Вошла в храм, и тут же какая-то бабуля заехала мне клюкой по ногам: «Ты куда в штанах пришла!» Меня удивило только то, что я совсем не рассердилась на нее, а как-то сразу поняла, что нужно переодеться. Слава Богу, юбка у меня с собой была, длинная, клетчатая, кирпичного цвета, с разрезом, но его не было видно под шубой. В таком наряде я там и ходила. И еще в черном Людочкином растянутом свитере до колен.

Я снова отправилась на поиски уединенного жилища. И тут увидела дом и сразу его узнала. Он был старинный, деревянный, с двумя одинаковыми флигелями — крыльями — по сторонам и словно летел над обрывом, над которым едва держался. За ним открывался совершенно брейгелевский пейзаж — только вместо катка внизу была долина, лес, источник и маленькие человеческие фигурки. «Здесь все занято, а хозяйки сейчас нет». Я с горя завернула за угол, прислонилась к дому над самым обрывом и с птичьего полета долго рассматривала черно-белую зимнюю картину внизу. Потом еще побродила вокруг, ничего не нашла и почему-то вернулась в этот летящий дом, где для меня не было места. «Тут, знаете, есть одна комната без двери при кухне, на втором этаже, только хозяйка еще не пришла», — и я поднялась наверх. На кухне жарили ужасную рыбу, и стало ясно, что в этой комнате жить не получится.

Я еще походила по печорским переулкам и, решив смириться с невыносимым запахом, в третий раз вернулась в этот дом, поднялась наверх. Рыбу все еще жарили, нет, я все-таки переоценила свои возможности и уже собралась уходить, как появилась хозяйка.

— Не скажете ли Вы, тут рядом нет ли чего-нибудь похожего на Ваш дом, где бы я могла остаться одна?

— А зачем Вам? Здесь никто так не живет.

— Понимаете, мне очень нужно подумать, разобраться в себе.

— А Вы мне понравились, пойдемте.

И она открыла флигель — две просторных комнаты, никакой мебели, кроме нескольких железных кроватей, белая печка-голландка, икона Спасителя в углу и вид из окна на брейгелевский пейзаж.

«…Посреди комнаты — огромная

изразцовая печка,

На каждом изразце — картинка:

Роза — сердце— корабль.

А в единственном окне —

Снег, снег, снег».

— Только сразу предупреждаю, что с дровами у нас плохо, и если вы согласны потерпеть неудобства, то, пожалуйста, живите, если не боитесь холода. За стеной живет монахиня, она топит через день, это будет как-то греть вашу комнату. Если начнутся сильные морозы, приходите за дровами.

«Сколько же это может стоить?» — в отчаянии подумала я, а когда спросила, услышала в ответ неожиданное: «Рубль в день». Я сразу же отдала хозяйке деньги за месяц и стала привыкать к новой жизни. По утрам вода в тазу покрывалась льдом, ряженка на окне замерзала, спать приходилось в шубе и валенках, но это было счастье.

В тяжеленном чемодане у меня много чего лежало: «Агни-йога» — эту книжку мне давно принесли, и все не было времени в нее заглянуть; четыре тома Симеона Нового Богослова — четыре, потому что это были сложенные вдвое ксероксные страницы; томик Пастернака; краски, карандаши, альбом для рисования и маленькое старинное Евангелие, которое я тоже собралась впервые прочитать; мне его дала на время поездки моя подруга Светлана, так оно потом и осталось у меня.

На следующее утро я отправилась в монастырь, заглянула в книжный киоск возле входа и увидела невероятное по тем временам: на полке стояла книга в черной обложке с надписью «Православный молитвослов».

— Сколько он стоит?

— Тридцать.

— Тридцать копеек?

А книги тогда в магазинах так и стоили. — Ну что Вы, тридцать рублей. Я уже пошла было дальше, как вдруг совершенно незнакомая женщина остановила меня:

— Не думайте ни о чем, покупайте, Вы же больше нигде этого не найдете.

— Это невозможно, я же не могу жить месяц без денег.

— Ничего, проживете, сейчас пост.

Тут я отчетливо поняла, что здесь нужно слушаться, и пошла за деньгами в свой флигель в Партизанском переулке. Вернувшись через полчаса, с удивлением увидела, что женщина эта все еще стоит возле киоска:

— А я книгу для Вас караулю, она ведь одна.