Дара - [16]

Завернувшись в одеяло, я вскоре задремала в уголке их уютной повозки и проснулась, только когда мы подъехали к крыльцу их дома в центре Кливленда. Бэлла подала мне руку, и я, пошатываясь, вошла в дом.

Миссис Гарнет была очень обеспокоена моим состоянием. Она потрогала мой лоб, который был покрыт испариной, и тревожно воскликнула:

— Девочка моя, у тебя же настоящая лихорадка! Тебе нужно немедленно отправиться в постель.

Когда мы пришли в спальню, она хотела помочь мне раздеться, но, несмотря на свою слабость, я настояла на том, чтобы сделать это самой, — я боялась, что она может заметить кровоподтеки и другие ужасные следы прошедшей ночи.

— Ну, что с тобой делать… Ладно, — сказала она. — Как только разденешься, ложись в постель, а я принесу тебе микстуру, которая собьет температуру.

Не успела я забраться под одеяло, как она уже вернулась, держа в руках стакан лекарства домашнего приготовления. Я тут же осведомилась, что это такое, потому что я не из тех, кто вливает себе в рот все, что попадает к ним в руки. Она только улыбнулась.

— Пей, милая, это не причинит тебе вреда. Эта штука собьет твой жар. Это наше семейное лекарство, мы все его принимаем. Здесь апельсин, лимон, тамаринд, селитра и немного винного камня. Пей все залпом — это даже вкусно.

Горло пересохло, и жидкость приятно освежила меня и утолила жажду, а через некоторое время стал проходить и жар. В ту ночь я спала очень плохо, жар то и дело наваливался снова, меня опять начинала мучить жажда. К счастью, милая миссис Гарнет оставила у моего изголовья полный кувшин своего снадобья. К утру лихорадка почти отпустила меня, но миссис Гарнет настояла, чтобы я осталась в постели, и позволила мне присоединиться к остальной семье только на два часа, во время вечерней трапезы.

На следующий день лихорадка прошла и я чувствовала себя отлично — к немалому облегчению миссис Гарнет и ее семьи. Девочки были в восторге от того, что я наконец стала выходить из дому, и, поскольку погода стояла теплая и солнечная, в течение следующих трех дней я большую часть времени проводила, играя вместе с ними у них в саду.

Время летело незаметно, я была счастлива, и мне уже не слишком хотелось ехать в Чикаго. Но с другой стороны, дальше пользоваться добротой и гостеприимством хозяев было бы неприлично, и я с сожалением объявила им, что завтра собираюсь сесть на судно, уходящее в Толидо.

Несмотря на все уговоры остаться и пожить у них еще, на следующее утро я упаковала свои вещи и вместе с мистером Гарнетом, который взялся довезти меня до порта, отправилась в путь.

По дороге он показывал мне местные достопримечательности и рассказывал много интересного. Так, я узнала, что название «Кливленд» происходит от фамилии одного агента по торговле недвижимостью некоего мистера Клевленда, который в свое время купил эту землю. Прошли годы, и буква «е» в его имени превратилась в «и» — так было удобнее говорить новым поселенцам.

Когда мы поднялись на борт, он посоветовал мне отыскать в Толидо мистера Артура Сэлуина. Его дилижанс пользовался хорошей репутацией, и он мог довезти меня прямо до Чикаго.

Все мои болячки и недомогания остались уже позади, чувствовала я себя прекрасно и приготовилась вкусить все радости путешествия на пароходе по водам прекрасного озера Эри.

Едва судно отдало швартовы, как с пристани донесся чей-то яростный крик. Я подбежала к борту, чтобы посмотреть, что происходит, и увидела, как на краю причала два человека борются с каким-то стариком, по-видимому, удерживая его от того, чтобы прыгнуть в воду. У старика было обветренное, изрезанное морщинами лицо. Дочерна загоревшее лицо человека, который всю жизнь трудился на ветру, под лучами солнца.

Увидев капитана, который, улыбаясь, стоял на палубе рядом со мной, старик разразился грубой бранью:

— Останови корабль, ты, толстобрюхий сукин сын, дьявол тебя возьми! — вопил он, извиваясь и пытаясь вырваться из рук державших его мужчин, которых он также поливал отборными ругательствами.

Капитан, колыхавшееся брюхо которого и в самом деле изрядно нависало над его брючным ремнем, крикнул в ответ:

— Послушай-ка, Том Куфф, веди себя прилично и последи за своим паршивым языком — у нас на борту молодая леди!

Когда корабль отошел подальше, капитан объяснил мне причину странного поведения Куффа:

— Он совсем не плохой, этот старый грубиян. Но, к несчастью, на языке у него яду — как у дюжины змей, — почти восхищенно сказал капитан. — Лет десять тому назад его жена отправилась в гости к родственникам в Толидо и там заболела. Она умерла раньше, чем он успел к ней приехать. И с тех пор каждый раз, как перепьет, так ему кажется, что он немедленно должен к ней ехать, что она больна. А она давно померла… Иногда ему удается забраться на борт — тогда он плывет в Толидо, а оттуда возвращается первым же судном, и такой он бывает потерянный да угрюмый, что смотреть на него — и то жалко.

Я оглянулась на людей, которые все еще скандалили на пристани, и почувствовала глубокую симпатию к этому старику, который все еще любил свою жену, умершую десять лет назад.

За время путешествия я очень подружилась с капитаном Хаусманом. Во всем, что касалось озера Эри и его окрестностей, он был непревзойденным знатоком. Он частенько приглашал меня поужинать с ним и за трапезой рассказывал мне удивительные истории о первых поселенцах. Узнав, что я направляюсь в Чикаго, где надеюсь отыскать человека по имени Каббин — моего земляка с острова Мэн, он рассказал мне, что Чикаго был назван так в честь индейца по имени Чекаква и что в этом городе производят отличные сорта мыла — на фабрике Джеймса Кирка, построенной на месте самого первого дома в Чикаго. Еще он рассказывал, как первые поселенцы продвигались в глубь континента по реке Огайо на плотах и баржах, как они высаживались на берег там, где находили незанятые земли, как корчевали леса, чтобы построить свой первый дом на американской земле. Я часами слушала его рассказы, узнавая много нового о Соединенных Штатах, о людях, которые их населяют.