Дар тому, кто рожден летать - [49]

— Но… птичьи крылья…

— Без птичьих крыльев не бывает совершенства. Представьте себе пилота, который не только изучал Отто Лилиенталя, но и сам был Отто Лилиенталем, держа в руках его крылья и прыгая с горы. Теперь представьте того же пилота, не только изучающего братьев Райт, но строящего и летающего на своем планере-биплане с мотором; пилота, несущего в себе ту же искру, которая воспламенила Орвилла и Уилбера, когда они создавали свою Китти Хок. Вы не думаете, что со временем из него может получиться хороший пилот?

— Стало быть, вы первым делом проводите своих учеников через всю… историю…

— Совершенно верно, — сказал он. — А следующим шагом после братьев Райт? — он выждал, чтобы я заполнил паузу.

— Ну, Дженни?

Мы вновь свернули по коридору к солнечному свету и оказались на краю широкого ровного поля, изборожденного следами хвостовых костылей. Там, покачиваясь, стояла JN-4, окрашенная в такие же камуфляжные цвета, как и виденные мною самолеты в главной пещере. Двигатель ОХ-5 вращал большой деревянный винт, издавая шум гигантской швейной машины, мягко протягивающей нитку сквозь толстый бархат. Одетый в черное инструктор стоял у задней кабины.

— Она полетит немного легче, мистер Блейн, — говорил он, перекрывая шум швейной машины, — и взлетит чуть быстрее без моего веса. Три посадки, потом подрулите сюда.

Спустя мгновение Дженни уже выбиралась против ветра, двигаясь все быстрее, чуть приподняв хвостовой костыль над травой и оставаясь в этом положении, и наконец вся эта хрупкая машина поднялась в воздух, так что под ее колесами я видел чистое небо.

Инструктор подошел к нам и наклонил голову в своеобразном приветствии.

— Дрейк, — сказал он.

— Да, сэр, — ответил Дрейк. — У юного Тома все в порядке?

— Вполне. Tом хороший пилот, — когда-нибудь он даже мог бы стать инструктором.

Я больше не в силах был сдерживаться. — Да ведь парнишка, слишком молод для такого старого самолета. Что если двигатель вдруг заглохнет?

Инструктор взглянул на меня озадаченно.

— Простите. Я не понял вашего вопроса.

— Что если двигатель заглохнет! — сказал я, — Это же старый двигатель! Вы же знаете, он может заглохнуть в полете.

— Ну конечно, может! — Человек посмотрел на Дрейка с таким выражением, словно не был уверен в реальности моего присутствия.

Командир отверженных принялся терпеливо объяснять.

— Том Блейн сам произвел капитальный ремонт этого ОХ-5, он сам изготовил для него детали. Он вслепую может начертить схему этого двигателя. Он знает его слабости, знает, какого рода отказов следует от него ожидать. Но самое главное, он знает, как делать вынужденные посадки. Он начал обучаться вынужденным посадкам с самого первого своего спуска на планере с горы Лиллиенталя.

У меня в мозгу словно включился свет: я начинал понимать.

— А вслед за этим, — медленно заговорил я, — ваши курсанты проходят через развлекательные полеты, и самолетные гонки, полеты военных самолетов, словом, через всю историю полетов.

— Именно так. В ходе обучения они летают на планерах, дельтапланах, самоделках, гидросамолетах, сельскохозяйственных самолетах, вертолетах, истребителях, транспортных, турбовинтовых, реактивных самолетах. Когда они полностью готовы, они выходят в свет и выполняют любые виды полетов, какие скажете. Затем, отлетавшись во внешнем мире, они могут вернуться сюда в качестве инструкторов. Они берут одного ученика и начинают проходить с ним с самого начала то, чему когда-то научились сами.

— Одного ученика! — Я невольно рассмеялся. — Мне совершенно ясно, Дрейк, что вам никогда не доводилось руководить летной школой под давлением, когда ставка очень высока!

— А какова ставка, — мягко спросил он, — в вашей летной школе?

— Выживание! Если я перестану выпускать пилотов и набирать новых учеников, я прогорю и окажусь не у дел!

— У нас несколько иные ставки, — сказал он. — Наша задача — сберечь живой полет в мире авиашоферов, вроде выпускников вашей школы, которые озабочены лишь тем, чтобы перемещаться по прямой от одного аэропорта к другому. Мы стараемся, чтобы в воздухе оставалось хотя бы немного настоящих летчиков. Таких, которые не носят у сердца эту книжечку оправданий, эти «Двенадцать золотых правил», осталось не так уж много.

Должно быть я ослышался. Неужели Дрейк нападает на «Золотые правила», эту квинтэссенцию огромного опыта?

— Ваши «Золотые правила» — это сплошные «нельзя» и «никогда», — сказал он, угадывая мои мысли. — Девяносто процентов аварий происходит именно в таких условиях, значит следует избегать таких условий. Они не внесли туда только одного, последнего, логически все завершающего пункта: «Причиной ста процентов аварий являются полеты, поэтому в целях безопасности следует оставаться на земле». Кстати, вашего ученика погубило «Золотое правило» номер восемь.

Меня словно громом ударило. — Эта авария была неизбежная! Точка росы образовалась вопреки всем прогнозам, туман вокруг него сгустился буквально за пять минут. Он не мог долететь до аэродрома!

— А Правило восьмое велело ему ни в коем случае не садиться за пределами аэродрома. За те пять минут, пока у него еще была видимость, он пролетел над тридцатью семью посадочными площадками, — гладкими полями и ровными пастбищами, — но это же не были обозначенные в списке аэродромы с ухоженной взлетно-посадочной полосой, поэтому ему даже в голову не пришла мысль о посадке, правда?