Дар судьбы - [14]

Наконец лента была развязана, бумага снята, открыта крышка. Джон потрогал черные и белые изящные шахматные фигурки.

— Это прекрасно. Удивительный, удивительный подарок. — И сам уловил, как напряженно прозвучал его голос.

Келли встала и положила шахматную доску на кофейный столик.

— Здесь, мне кажется, они будут смотреться замечательно.

Джон следил, как она неторопливо расставляет шахматные фигурки, без сомнения, очень довольная своим подарком. Он никогда не желал ее больше, чем сейчас.

— Смотри, она похожа на меня, не правда ли? — Келли протянула ему черную королеву. — А белый король немного напоминает тебя, хотя, конечно, он не так совершенен, как ты. — Келли поставила фигурку рядом с фигуркой королевы. — Но вот проблема, — сказала она, не глядя на Джона, — эта королева хочет быть с белым королем, однако они разлучены и никак не могут дойти друг до друга.

— Почему?

— Может быть, боятся?

— Белый король боится черной королевы? — Он слегка приподнял бровь.

— Нет-нет. Думаю, наоборот: черная королева боится белого короля.

— Чего же она боится?

— Возможно, она его слишком любит? А боится потому, что не знает, как сложится дальнейшая жизнь.

Джон положил одну руку на талию Келли, а другой приподнял над шахматной доской черную королеву.

— Тогда он должен показать ей, что бояться не надо. Смотри, это волшебный ковер. Белый король сражается со своим черным соперником за эту женщину. Его атакуют кони, нападают слоны и пешки, вот-вот он попадет в плен…

— Значит, они обречены?

— Нет. Когда надежда, казалось, потеряна, королева понимает, что ей нужно сделать выбор. Она прыгает на поле белого короля, и они улетают туда, где никто не сможет причинить им зла. Где белый король всю жизнь будет говорить своей прекрасной королеве, что любит ее и что ей нечего бояться.

Джон поставил фигурки рядышком.

— А король действительно любит ее?

— Всем сердцем.

— Тогда она самая счастливая в мире женщина, — рассмеялась Келли. — Самая-самая счастливая.

Джон притянул ее ближе и заглянул в глаза. И эти глаза сказали ему, что Келли хочет его, что она его примет… Ее губы — мягкие, щедрые, обещающие — прижались к его губам. Джон чувствовал, как трепещет ее тело, как рушатся стены крепости, державшие в заточении его королеву.

Руки Келли потянулись к верхней пуговице блузки.

— У меня есть еще подарок для тебя, — шепнула она, улыбаясь.

— Скажи мне, что это не сон.

— Это сон. Обо мне.

Она расстегивала пуговицы, и губы Джона следовали по пятам за ее пальцами. Еще две пуговицы, и его губы коснулись белого кружева, прикрывавшего ее полные груди. Еще две… Джон вскочил, подхватил ее на руки и понес в спальню. Уложив Келли на кровать, он быстро разделся и лег рядом.

— Милый, милый, милый… — страстно шептала она, торопливо избавляясь от последних покровов.

Джон понял, что его мечты стали реальностью. Оказывается, у Келли есть свои тайные источники страсти, о силе которых он и не подозревал. Она исполняла великолепную серенаду любви, обволакивая его своей нежностью, соблазняя великолепными черными волосами, дразня смуглым телом… Джон и раньше догадывался, что в Келли уживаются страстность и нежность, невинность и чувственность, застенчивость и распутность. И теперь она доказала это, став частью его самого, лучшей частью.

— Ты никогда не говорил мне, играешь ли в шахматы, — неожиданно сказала Келли, нарушив тишину, в которой слышалось только их усталое дыхание.

— А ты никогда не говорила, захочешь ли улететь со мной.

— Ты не спрашивал меня об этом.

— Вот теперь и спрошу. Не хочешь ли ты выйти за меня замуж?

— Ты удивил меня, Джон, — прошептала она.

— Келли, с первой нашей встречи я знал, что хочу жениться на тебе. Ты самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Ты не просто красива, у тебя чудесная душа. Я впервые увидел тебя с одной из твоих девочек. Ты слушала ее так внимательно, что я понял: ничто на свете не оторвет тебя от нее, пока она не закончит говорить. Твои глаза все рассказали о тебе. Я вышел из комнаты и спросил у кого-то из персонала замужем ли ты.

— А если бы я была замужем? — тихо спросила она.

— Тебе пришлось бы заключать договор на ремонт приюта с кем-нибудь другим.

— И тот, другой, сорвал бы на этом изрядный куш.

Он промолчал.

— Я знаю, ты ничего не заработал на «Надежде». Я видела счета.

— Назначить такую низкую цену была идея моей семьи.

— Ты сделал это, потому что… полюбил меня?

И только сейчас Джон понял, что еще не сказал этих, самых главных, слов!

— Я люблю тебя, — нежно произнес он, легко и радостно выпуская эти слова на свободу. — Я люблю тебя…

— Ты дал мне так много, а что я могу дать тебе? Иногда мне кажется: ты как будто заглядываешь внутрь меня, видишь все, чего мне всегда недоставало, и даришь мне это одно за другим.

Она чувствовала: Джон не понимает ее, и все же еще не могла заставить себя рассказать о своем детском рождественском списке.

Он засмеялся:

— Значит, я порчу тебя?

— Да.

— Но это взаимно. Видишь ли, с самого раннего детства я знал, что хочу иметь рядом с собой такого человека, которого смогу любить так, как мой отец любит мою мать. Мне уже двадцать девять, и только теперь я встретил такую женщину. Только теперь…