Дар - [18]

Но стоило Мааре упомянуть о возможности такой поездки, как Орнт сразу же вызывался сопровождать ее. Ему было интересно и любопытно взглянуть на место, где родилась и выросла такая чудесная женщина, ставшая его женой. Познакомиться наконец-то с ее матерью, женщиной, о которой он слышал очень много, но не представлял ее, ведь образ, созданный на основе рассказов Маары, всегда с едва ли не благоговением рассказывающей о той, что подарила ей жизнь, никак не вязался у него с обликом любящей и заботливой матери. Он видел, как печалят его жену воспоминания о том времени, в котором еще не было ни его, ни их семьи, и не решался задавать мучавшие его вопросы, боясь причинить ей лишнюю боль. И Маара была вынуждена отступать перед его напором, ведь она не могла привезти его к горам, провести лесной дорогой, на которой, вполне возможно, ее ждали бы разгневанные сородичи, не слишком обрадованные ее возвращением. Не решилась бы представить его Зиберине, введя своего мужа в ее дом, сокрытый надежно даже от самых любопытных глаз.

Маара не могла отплатить такой черной неблагодарностью женщине, которой была обязана всем, что имела. И она отшучивалась от предложения мужа отправиться в дорогу без промедления, объясняя свое решение тем, что еще не пришло благоприятное время. А затем просиживала бессонные ночи на широком подоконнике распахнутого настежь окна, полными слез глаза глядя в бархатистую, густую темноту, в которой тоскливо и протяжно выл ветер, тревожно шелестели листья качающихся деревьев и неясными голосами переговаривались ночные птицы. Ее тайна, тщательно скрываемая и охраняемая ото всех, медленно разрасталась, превращаясь в слишком тяжелую для плеч одного человека ношу. Но рядом с ней не было того, кто смог бы ей помочь, принять на себя часть груза, разделить его непосильную тяжесть с ней. Иногда ей казалось, что она готова рассказать правду Орнту, ведь он так сильно и искренне любил ее. Но касаясь рукой его щеки, скользя ладонью по широкой груди, пропуская сквозь пальцы густые прямые пряди цвета спелой пшеницы, глядя с улыбкой в его смеющиеся глаза, Маара чувствовала, как угасает ее решимость, постепенно сходя на нет. Что бы сказал ее заботливый и верный муж, узнав, что его прекрасная жена вовсе не человек? А щедрая на добро душа, которую он так полюбил, когда-то принадлежала другому живому человеку, у которого ее попросту отобрали? Как бы он взглянул на нее тогда? Коснулся бы с нежной улыбкой ее лица, поцеловал теплые губы, что несколько лет назад были холоднее льда? Ответ Маара знала слишком хорошо: нет. И как ей не было больно это сознавать, но ответ был только таким, однозначно решительным, категоричным и отрицательным. Он не смог бы понять того, что она сделала, и не сумел бы принять ее другой. Но чем больше проходило времени, тем спокойнее становилась Маара: боль в ее душе и страх пред разоблачением постепенно сменялись твердой уверенностью в том, что ее тайна навсегда погребена под толстым слоем несказанных слов и не сделанных признаний. Но она забыла простую истину, иногда враг скрывается не в окружающем нас мире, не прячется под масками близких и родных, не поджидает на темных дорогах неудач, а таится глубоко в сердцах, ожидая своего часа и возможности вырваться на свободу. Подчас, враг человека оказывается в отражении, которое он привык каждый день видеть в гранях зеркал…

Маара радостно смеясь, сбежала по лестнице, бросаясь в ожидающие ее объятия мужа, который подхватил ее, закружив по просторному парадному залу, украшенному благоухающими в серебряных вазонах оранжерейными цветами и мраморными фонтанами. Ее смех отражался от арочного, покрытого лепниной потолка, колокольчиками разливаясь вокруг.

— Я скучала по тебе, — она обхватила ладонями лицо улыбающегося мужчины, прямо глядя в такие любимые глаза. Орнт лишь сильнее прижал ее к себе, наслаждаясь желанной близостью.

Грядущий отъезд семьи в столицу вынудил его совершать постоянные поездки между имением, в которое они переезжали на лето, и городским замком, служившим им домом в остальное время. И в этот раз ему пришлось уехать на несколько дней, чтобы убедиться в том, что в замке все готово для переезда их семьи. Неожиданные известия от отца заставили его остаться в столице дольше, чем он ожидал. И хотя Орнт сразу же отправил гонца семье, он знал, что они все равно будут волноваться за него, и старался как можно быстрее справиться с проблемами, чтобы поскорее вернуться домой.

— Мама, эта сладкая парочка опять милуется посреди дома, — веселый звонкий голос Сулы заставил их отпрянуть их друг от друга, виновато оглядываясь назад. Девушка, прикусив губу, пыталась сдержать смех. Не выдержав, она сбросила маску серьезности и с оглушительным визгом скатилась по лестницы, бросаясь на шею брата. Спускающейся вслед за дочерью Валерии предстала занимательная картина: Орнт, не выпустивший жену, пытался свободной рукой удержать повисшую на нем сестру, каким-то чудом обнимая их обеих.

Глава 5

Маара приподняла расшитую занавеску, прикрывающую резное окно кареты, неспешно продвигавшейся по широкой улице. Она каждый раз не уставала любоваться роскошной красотой столицы, ЛилСуаном — городом луны и моря — как гордо называли его местные жители. И он действительно был им, широко и богато раскинувшись на самом берегу моря, словно в уютной и безопасной колыбели. К городу вели две широкие, вымощенные светлым мрамором дороги: по одной из них можно было попасть в столицу, по второй — покинуть ее гостеприимные улицы. Между ними в лазурное небо возносили изящные стрелы высокие кипарисы, пышно цвели роскошные цветники из ярко-золотистых роз, нежно-восковых лилий и шапок махровых белоснежных хризантем. Прохладные струи из замысловатых фонтанов из кремового мрамора и золота возносились ввысь, чтобы затем драгоценными хрустальными капельками упасть вниз, на вздрагивающие в танце с ветром нежные лепестки. Огромные врата, высеченные в каменном остове горы, встречали гостей величием ослепительно-белого гранита, облицованного искусной золотой росписью и серебряными пластинами, опоясывающими остовы, как символы многочисленных и славных побед. Две высокие башни по обе стороны от них возносились далеко ввысь острыми золотыми шпилями, на которых реяли на ветру золотисто-синие флаги ЛилСуана. Высокие стены обвивали огромный город со стороны суши словно длинные, причудливо изогнувшиеся в танце могучие морские змеи, чьи тела украшали сверкающие на солнце позолоченные пластины и отполированные каменные чешуйки, надежно защищая мир и покой жителей. Стража из лучших гарнизонов прославившегося во всех сторонах мира войска, безустанно несла извечный караул, застыв неподвижными изваяниями на высоких стенах, но от того не казавшиеся менее грозными и пугающими своей сдержанной силой и мощью. По обе стороны от дорог возвышались роскошные, причудливо возведенные руками талантливых зодчих дворцы из мрамора всех оттенков белого цвета, прячущиеся в глубине пышных садов за изящными позолоченными решетками оград. По широким, отделенным от заполненных караванами, каретами и паланкинами дорог, низкими изукрашенными резьбой оградками мостовым бесконечным потоком шли люди. Движение здесь не останавливалось даже ночью, когда притихали шумные торговые площади, а постоялые дворы и таверны мелодичными мелодиями зазывали уставших за день людей отдохнуть в своих роскошных стенах, дарующих негу, наслаждение и удовольствие. Между домами величественно раскинулись большие площади, украшенные огромными обелисками и статуями, пышные и ярко цветущие сады, оживленные базары и рынки, оживляющие округу тонкими, изысканными ароматами специй, трав и экзотических фруктов, сладостных женских духов и притираний. И все это великолепие устремлялось в вверх — к огромному роскошному дворцу из слепящего взор впервые увидевшего его величественные стены путника снежно-белого мрамора, украшенного высокими шпилями из литого золота, округлыми башнями из сияющего хрусталя, куполами из радужного стекла, витражными окнами в золотых рамах и резными балкончиками, увитыми золотистыми вьющимися розами и диким виноградом. А позади дворцовых стен внизу, у подножия роскошного и поражающего своим великолепием и величием города, дышало, билось о золотистый песок, вздымалось и опадало лазурное море, покачивающее на своих волнах величественные фрегаты, торговые, пассажирские и рыболовные суда. Но наступала ночь, и красота, пышная и вызывающая днем, в серебряных лучах восходящей над морем луны, превращалась в утонченный, завораживающий и пленительный мираж, отражающийся от мраморных стен, разливаясь холодным сиянием по вымощенным дорогам и струям фонтанов.