Дар полночного святого - [22]

— Постараюсь, — вздохнула Аня неуверенно. Ее трясло от страха уже два дня.

Она так и не уснула, торопливо переоделась и вернулась в ресторан пораньше. В ранних декабрьских сумерках издали была видна сияющая над бывшей «избушкой» надпись «Вестерн», то английская, то русская, с бегающими по размашистым буквам цветными огоньками.

Аня прошла по пустому коридору за кулисами. Дверь в костюмерную распахнута, за ней тишина. Не зная еще, что увидит там — опустевшие шкафы или грабителей, уносящих чемоданы с американскими костюмами, Аня на цыпочках подошла к двери и заглянула в комнату. В вертящемся кресле перед гримерным зеркалом, освещенным яркими лампами, сидел Ларсик, закинув ноги на стол. Обнаженный по пояс, он смотрел перед собой странными глазами и что-то шептал.

— …Не знаю… Иногда я чувствую, что попал в западню… Исповедовался он коробочкам, флаконам и тюбикам, толпящимся на гримерном столе. — Сегодня мне хочется смеяться, хохотать, размахивать крыльями, как самодовольному петуху… Хочется сказать себе: все о'кей, Карлос…Ты все сделаешь правильно, несмотря ни на что… Смогу ли?..

— Ларсик? — тихо позвала Аня, почуяв неладное.

Он вздрогнул и резко повернулся к двери. Вздохнул, набросил на плечи пуловер и что-то быстро сунул в карман брюк.

— Ну и зачем ты явилась так рано? Даже Пушкаря ещё нет. Только повара на кухне шуруют.

— А ты? — Она подозрительно всматривалась в его лицо. — Что ты здесь делаешь?

— Люблю побыть один, сосредоточиться, помечтать. — Ларсик вдруг рассмеялся, вскочил, схватил Аню за плечи. — Ой, ну ты и наивняк! Непаханая целина. — Подтолкнув девушку в кресло, он присел на край стола. — Слышала, как я бормотал? Решила, что наркоман. Или шиза в состоянии обострения… Смотри сюда, старушка. — Ларсик заглянул Ане в глаза, оттянув нижние веки. Ты когда-нибудь видела у меня расширенные зрачки? А руки у меня дрожат? Или, может, замечены симптомы паранойи?

— Извини, я просто взвинчена. Не спалось. Зачем-то приехала сюда, волновалась о костюмах… Да и причесаться надо, подмазаться как следует. Давно я этим делом не занималась… — Аня без удовольствия посмотрела на себя в зеркало. — Я ведь не очень выносливая. Чуть что — вид как у чахоточной.

— Но упорная. Четко движешься к намеченной цели. А чего ты, собственно, хочешь, малышка? О чем мечтаешь? — Встав за спинкой кресла, Ларсик положил руки на Анины плечи. — Расслабься. Сделаю массаж. Да сними ты свитер. Здесь жара, как в Бомбее. — Ну что, так лучше? Закрой глаза, подумай о приятном… И расскажи мне, чего ты хочешь от жизни, Карменсита? — Осторожные, сильные руки поглаживали и разминали шею и плечи девушки.

— Жду, когда в этот ресторан явится арабский шейх, влюбится в меня, предложит руку и сердце… Правда, он вряд ли сумеет сделать такой массаж… Видишь, мечта и действительность несовместимы. — Откинув голову, Аня закрыла глаза.

— И причесать он не сможет красавицу, уж поверь. — Ларсик вытащил шпильки — волосы Ани рассыпались по плечам. — У меня не слабое предложение, разреши мне сегодня поработать твоим визажистом? Совершенно бесплатно. Я сделаю из тебя настоящую Карменситу — соблазнительную, дерзкую, роковую…

Аня чуть кивнула, убаюканная массажем.

Ларсик трудился вдумчиво и вдохновенно. В его сумке оказался набор спецкосметики «Lancom», предназначенный для актеров. Создавалось впечатление, что он прошел хорошую школу гримера и парикмахера.

— Ты все умеешь… Только не говори, что работал визажистом в Голливуде или что твой прадед держал парикмахерскую на Тверской. — Сказала Аня, ничему уже не удивляясь. Ей нравилась эта странная близость — никто никогда не прикасался к её лицу, губам, волосам с таким удовольствием и умением извлекать красоту из живого материала. Ее волновал запах одеколона, исходящий от Карлоса и кружилась голова от легких прикосновений…

— Почему-то считают, что способность преображаться — привелегия женщин. А как известно из истории, именно мужчины лидируют там, где речь идет об удовольствиях. Они лучшие кулинары, парикмахеры, стилисты, портные. А знаешь, почему? Женщины по природе своей экономны. Мужчины же расточительны во всем, что касается наслаждения и, прежде всего, в любви.

Ларсик завершал прическу, изобразив из волос Ани нечто вроде гребня высоко на макушке. Отдельные длинные пряди живописно падали на плечи и спину. Он отстранился, любуясь своей работой.

— Ну как? Где наша алмазная корона?

— В коробке с перьями и перчатками.

— Вот, последняя точка. — Ларсик прикрепил к волосам диадему и оценивающе оглядел свое творение. — Больше ни штриха, ни заколки.

— Марш переодеваться, живо!

Он с силой крутанул кресло. Аня поспешила в костюмерную, и там несколько мгновений стояла, сильно зажмурив глаза и слушая стук своего сердца. Потом медленно разделась, каждую секунду ожидая, что дверь вот-вот откроется и на пороге появится Ларсен. Следя за собой в зеркале, натянула серебряное трико-комбинезон, усыпанное мириадами каких-то блестящих спиралей, перышек, бусин, словно изготовленными придворным ювелиром Снежной королевы. Надела белые перчатки, высокие ботинки на фигурных каблуках, застегнула множество алмазных застежек. Он не пришел. Выждав минуту, она распахнула дверь в гримерную. Ларсик стоял, прислонившись спиной к афише шоу «Техас» и сложив на груди руки. В глядящих исподлобья глазах улавливалось нечто угрюмое, злое.