Дар - [8]

Поскольку Кунц справедливо исходил из того, что никто из коллег эту заметку не читал, он ее огласил.

«На грани закрытия находятся дневные детские ясли «Клеверный листок» в Мейдлинге – частная родительская инициатива, которая в настоящее время опекает 120 детей из неблагополучных семей, оказавшихся в тяжелых жизненных обстоятельствах. Два спонсора прекратили финансирование, а небольшая команда из воспитателей и помощников, работающих на общественных началах, не в состоянии оплачивать аренду помещения».

Ну, скажем так, на Пулитцеровскую премию эта заметка не тянула, но Кунц тем не менее мог бы и упомянуть, что именно я был тем, кто отловил это сообщение из ленты, сформулировал и поместил в газету.

Потом он зачитал и благодарственный имейл, который заведующая «Клеверным листком» направила в редакцию:

«Многоуважаемые сотрудники и сотрудницы «Дня за днем»,

некий благодетель или благодетельница, некий чудесный человек, не пожелавший назвать свое имя, своим пожертвованием в размере 10 000 евро на первое время избавил нас от больших забот. И теперь нашим детям, которые оказались не на солнечной стороне жизни, мы можем продолжать давать хотя бы часть из того, что для защищенных детей является само собой разумеющимся: дом, внимание, любовь, тепло. Поводом для этого послужила крошечная заметка в вашей газете. Газетная вырезка была приложена к щедрому пожертвованию. Наш коллектив «Клеверного листка» хотел бы сердечно вас поблагодарить. Журналистика, которая может подтолкнуть человека на такой поступок, которая указывает на нужды людей и побуждает к хорошим делам, недостаточно высоко оценивается в наше недружелюбное время. Пожалуйста, продолжайте в том же духе. Нам вы принесли много счастья.

От имени «Клевера-четырехлистника», Урсула Хоффер».

Если бы кто взглянул сейчас на коллег, он бы заметил, что каждый как-то просветлел лицом, а на губах или в глазах играла улыбка, как будто мы сами совершили благое дело. Притом что все было не просто чистой случайностью, но даже и чем-то вроде гротеска: как нарочно, дешево состряпанная газетка концерна – сомнительной правопопулистской группы PLUS, постоянно замешанной в каких-нибудь коррупционных скандалах, – вот уже во второй раз проявила себя позитивно. Впору было подумать о том, что благородный спонсор забавлялся, назначая «День за днем» вестником своих щедрых деяний. Но, разумеется, это высоко поднимало значимость газеты и внезапно выставляло ее в совершенно другом свете.

Улыбка, впрочем, сравнительно быстро слетела с моего лица, когда Норберт Кунц познакомил нас со своими планами по редакционным перестановкам: София Рамбушек отныне должна будет еженедельно сочинять большой социальный репортаж, а в ежедневных колонках сообщать о людях, попавших в беду и нужду.

– Только, пожалуйста, не надо о судьбах иностранцев, или хотя бы по возможности минимально, в противном случае у нас возникнут проблемы с нашим хозяином, – ограничил Кунц.

«Пестрые сообщения дня» должны были расшириться, и вести их по-прежнему буду я, при этом и Рамбушек тоже сможет размещать там свои менее волнующие социальные заметки в краткой форме. А я за это должен буду помогать в экономическом отделе с «Заметками дня».

– Этого я делать не буду, – заявил я спонтанно, вовсе не обидевшись, а просто считаясь с реальностью. – К экономике я не имею никакого отношения.

– Хорошо, хорошо, господин Плассек, об этом мы еще поговорим, – ответил Кунц.

Это звучало с некоторой угрозой. Может, Гудрун попросила бы своего отца, чтобы он пару раз дал своему другу – старику Кунцу – выиграть в гольф? Иначе я потеряю работу преждевременно – раньше, чем сам ее брошу.

На пути исправления

После обеда явился с мрачным взором мой юный сокабинетник и без слов положил передо мной на стол тоненький пакетик, завернутый в газетную бумагу нашего «Дня за днем».

– Что это? – спросил я.

В наших отношениях что-то явно изменилось, поскольку Мануэль не ответил своим стандартным: «А что уж это должно быть?», а сказал:

– Просто разверни.

Там был компакт-диск с серым земным шаром на конверте. Группа называлась, видимо, «Эфтеркланг», а альбом – «Пирамида». Я вопросительно взглянул на него.

– Ты же как-то спрашивал меня, какая музыка мне нравится, – произнес он.

Это было очень мило с его стороны.

– «Эфтеркланг»? Это ни о чем не говорит, но мне интересно. Можно я возьму его на время послушать?

– Можешь оставить его себе, тетя Юлия за него заплатила.

– Вау, спасибо, как это мило с вашей стороны!

Я был действительно тронут, теперь уже во второй раз за день. Еще бы, это был первый подарок, который я когда-либо получал от своего сына.

– Первым делом послушай композицию Apples, а потом The Ghost, они самые доходчивые.

– Так я и сделаю, – пообещал я и решил, что музыка мне непременно понравится, как бы ужасно она ни звучала.

– Ну, а ты ничего не заметил? – спросил я.

– Да, на тебе новый пуловер.

Новым он, конечно, не был, но темно-синим был точно.

– И ботинки тоже получше, – сказал Мануэль.

Черные ботинки, жесткая кожа, классические, консервативные, вот видишь! Мы оба ступили, что называется, на правильный путь, и это могло меня полностью восстановить.