Дар божий. Соперницы - [8]

— Возможно, это звонит тот, кому необходимо нас услышать, такое тоже может быть, — сказала Марина. — Лёвушка, ты возьми, на всякий случай, трубку, а то ведь потом сам будешь голову ломать, кто звонил.

— В следующий раз я его заранее выключу, за три дня вперёд, — обиделся на телефон Лев, но трубку всё же снял.

— Алло! — несколько недружелюбно произнёс он, но, услышав голос на другом конце трубки, тут же сменил интонацию.

— Лёвушка, это ты? — Голос женщины звучал то ли расстроенно, то ли просто была плохая слышимость в трубке.

— Я, Верочка Семёновна, здравствуйте.

— Лёвушка, я звоню вам не из дома. Мы с Юрой в больнице.

— В какой больнице? — опешил Лев. — Что случилось?

— Не перебивай меня, у нас очень мало времени. Юру забрали несколько часов назад с сердцем по «скорой», по дороге врачи сумели вытащить его из состояния клинической смерти, но дела его очень плохи, говорят… — Она не удержалась и хлюпнула носом в трубку.

— Что говорят врачи?! Алло! — крикнул в трубку Лев, испугавшись, что связь прервалась.

— Они говорят, что шансов почти никаких и эта ночь станет для него последней. Я знаю, он хотел бы тебя ещё раз увидеть, Лёвушка, ты ему как сын. Сейчас он в реанимации, к нему никого не пускают, но если ты приедешь, ты же сам врач, я думаю, нам разрешат к нему пройти. Лёвушка, приезжай, пожалуйста. — И она заплакала, не в силах сдержать слёзы.

— Вера, я записываю адрес, — проговорил Вороновский. — Какая, ещё раз? Записал. Ждите, я беру машину и выезжаю.

Лев бросил трубку и, обернувшись к Маринке, побелевшими губами произнёс:

— Натаныч умирает, говорят, шансов — никаких.

Маринка ойкнула, закрыв рот обеими ладонями, и побелела так же, как муж.

— Я поехал, а ты оставайся с ребятами, — уже договаривал он, надевая в прихожей куртку, — буду звонить, жди.

Дверь захлопнулась, в тишине подъезда послышались торопливо спускающиеся шаги, а Маришка, стоя у входной двери, тихо заплакала.

* * *

На ночном шоссе машин было достаточно много, но почему-то останавливаться они не хотели. Поэтому, когда, громыхая и треща на каждой выщербленке дороги, около Вороновского заскрипели тормоза раздолбанной жёлтой «копейки», он обрадовался этому звуку, словно чему-то родному. Даже не поинтересовавшись, сколько это будет стоить, Вороновский запрыгнул в поданный «мерседес», и машина рванула вперёд.

Больше всего Москва нравилась Льву ночью. Полупустые магистрали дорог, мерцающие глаза рыжих фонарей, огни афиш и иллюминация на столбах и крышах. Но сегодня он словно не замечал всей этой предновогодней красоты города. Неподъёмным грузом лежала у него на плечах тревога за жизнь самого близкого друга. Попросив разрешения у водителя, он чиркнул зажигалкой и, нервно раскурив сигарету, глубоко затянулся.

За всю дорогу они с водителем не перемолвились ни единым словом. Получив адрес и увидев, что пассажир сильно нервничает, парень утопил педаль газа почти до отказа и выжал из своей «птички» предельную скорость. Вороновский сидел, глубоко погружённый в свои мысли, почти не замечая, что они летят на старом развалившемся рыдване со скоростью, запредельной для транспорта подобного года выпуска, и риском сломать себе шею где-нибудь на ближайшем скользком заносе. Неизвестно, что позволяло автомобилю до сих пор входить в такие виражи и не развалиться на части прямо на проезжей полосе.

Перед глазами Льва мысленно проплывали все годы, связывающие их с Натанычем крепкой мужской дружбой. «Как же так, Юрий Натаныч, что же ты творишь? Как же случилось так, что, пройдя через все возможные испытания: войну, голод, разруху, — ты выстоял, а умереть решил от сердечного приступа на больничной койке реанимации? Ты должен царапаться, ты же сильный, мне ли этого не знать, — думал с горечью Лев. — У нас ещё столько дел с тобой, старина. Ты хотел посмотреть, какими вырастут ребята, как они поступят в институт. Что же ты наделал? Почему ты сдался?»

— Прибыли, — услышал Вороновский голос мальчишки, прозвучавший словно издалека.

— Сколько я вам должен? — Вороновский полез в карман за кошельком.

— Не надо мне твоих денег, отец, не все же рвачи кругом. Тем более мне тут почти по дороге. Пусть вам сегодня немножко повезёт.

— Спасибо за такие слова, и — счастливой дороги.

На улице, у входа в приёмное отделение, Льва ждала Вера Семёновна. Глаза её распухли от слёз, в маленьком сухоньком кулачке она сжимала мокрый носовой платок. От пережитого волнения и сильного нервного потрясения она казалась серой, измученной, доведённой до грани отчаяния. Молча, не говоря ни единого слова, она судорожно всхлипнула и прижалась к влажной куртке Льва. Он обнял её, а потом, решительно взяв за руку, двинулся в приёмное отделение. Усадив Веру Семёновну на скамеечку около стены, он куда-то ушёл, но минут через десять вернулся с пропуском и белыми халатами.

— Вера, он в этом корпусе, на последнем этаже. Халатов два, на каждого, надевайте, а вот пропуск всего один, так что зайти к нему мы сможем только по очереди. Сначала пойдёте, конечно же, вы, а я подожду в коридоре, а потом поменяемся. — Лев протянул ей кипельно-белый накрахмаленный свёрток.