Данте Алигьери - [17]

Он спросил своего магистра про Энея. Тот сказал, что книга неподходящая для столь юного ума, но все же дал почитать, дабы воспитанник лишний раз поупражнялся в латыни. Это оказалась длинная поэма, некоего Вергилия, жившего почти полторы тысячи лет назад. Поначалу мальчик откровенно скучал, пролистывая описания взаимоотношений языческих богов и пути Энея в Карфаген. Но когда царица Дидона, увидев отплывшие корабли возлюбленного, бросилась грудью на меч, — сердце Данте сжалось, и он уже не мог оторваться от тяжелого чеканного стиха, будто воочию наблюдая, как герой, вооруженный одной лишь волшебной золотой ветвью, сходит в царство мертвых.

Когда Дуранте исполнилось 13 лет, отец пошел к мессиру Донати и просватал его дочь Джемму за своего первенца. Его не смутило, что к этому роду принадлежала коварная Альдруда, из-за вероломства которой Флоренция раскололась на два лагеря.

— Они же гибеллины… — прошептал Дуранте, узнав о своей участи.

Патер расхохотался:

— Кто тебе сказал? Они — гвельфы, как и мы, притом весьма оборотистые. Родство с ними крайне выгодно нашему дому.

— Да… — еле слышно отозвался мальчик и начал отчаянно тереть глаза кулаками, пока во тьме не появились сверкающие звезды. В их лучах он снова увидел миловидное лицо Беатриче, и по щекам покатились слезы. Схватив плащ, он выскочил из отцовского кабинета и побежал к ее дому — вдруг посчастливится увидеть ее хотя бы мельком?

Двери украшала гирлянда из белых лилий. «Наверное, опять пригласили всю улицу», — подумал Дуранте. Вышла служанка и начала подметать ступени. Он решился спросить:

— У вас праздник?

— Да, — ответила та, — сегодня радостный день. Наша юная госпожа помолвилась с почтеннейшим и достойным господином Симоне деи Барди.

…Его звали принять участие в праздновании. Он чуть не ответил грубостью, но в последний момент сдержался. Звали-то от всей души. Портинари славились гостеприимством. Да и никакого права на недовольство, если честно, Данте не имел. С того майского праздника он больше не разговаривал с Беатриче. Разве только несколько раз приветственно кивал ей, встречаясь в церкви, а потом долгие недели жил ее улыбкой. И вечерами старался лечь спать пораньше в надежде увидеть ее во сне. Но кто же про это знает?

Стараясь не расплакаться, он сухо поблагодарил служанку и бросился в ближайший переулок. Там прислонился лбом к пахнущей сыростью замшелой каменной стене и замер.

Он не услышал шагов за спиной и вскрикнул от неожиданности, когда почувствовал у себя на плече чью-то тяжелую руку.

* * *

Здесь нужно объяснить загадочные слова Беатриче: «Банкиры никогда в жизни не займутся ростовщичеством». Разве это не одно и то же занятие?

Да, здесь очень много сходного, но разница все же есть, и она частично отражена в одной из пьес Шекспира «Венецианский купец». Католическая церковь позднего Средневековья, подвергая анафеме ростовщиков, не трогала «честных банкиров», потому что те действительно не нарушали евангельских предписаний и ссужали деньги безвозмездно. Естественно, сразу же возникает вопрос: зачем они это делали? И как в условиях беспроцентного ссужения средств смогли вырасти крупные банковские конторы, например знаменитый «Дом Медичи» во Флоренции?

Разумеется, банкиры из гильдии, к которой принадлежал отец Беатриче, не были меценатами. Просто они нашли варианты обхода церковных запретов. Ссуды выдавались беспроцентно, но в векселях прописывались суммы не в местной валюте, а в деньгах соседнего государства, курс которого был выше. Если вспомнить, что вся Италия времен Данте состояла из городов-государств, то и вариантов поиграться с курсами валют находилось немало. Например, получив 500 флорентийских лир, должник обязывался вернуть 500 венецианских дукатов. Или наоборот, в зависимости от курса. Издержки по трансакции, разумеется, оплачивал заемщик, и банки неплохо существовали, при этом оставаясь вполне безгрешными организациями. Одним из главных талантов итальянского банкира считалось предугадывание соотношения лиры с дукатом. Самые удачливые считались волшебниками, управлявшими курсами валют с помощью силы мысли.

Вернемся к Беатриче. Личная жизнь Данте из аниме с точки зрения биографии поэта описана неверно, но персонаж крестоносца, кем сделали Данте создатели мультфильма, довольно реалистичен. Он на кресте клянется любимой в верности, но, уйдя в Палестину, погружается в атмосферу безнаказанности. Ведь согласно мультфильму, епископы-фанатики обещают отпустить солдатам все грехи, лишь бы они доблестно сражались против мусульман. Поддавшись этим уверениям, глубоко порядочный и верующий в Бога Данте с легкостью вступает на путь греха: он изменяет своей возлюбленной, причем не по причине возникновения новых чувств, а использует несчастную иноверку, готовую отдаться христианскому рыцарю, дабы спасти своего мужа. Далее герой пускается во все тяжкие и начинает развлекаться с блудницами. В жизни реального Данте не случалось ничего подобного, такой сюжет не особенно популярен и в рассказах о крестоносцах, но в военных походах такое наверняка случалось. И, конечно же, подобные хитросплетения сюжета находят отклик у современного зрителя.