Данфейт - [31]

— Что с Эрикой?

— У нее пневмония и сломано одно ребро. Орайя оставил ее в больнице на попечение Бронана.

Кимао поднялся с дивана и посмотрел на Данфейт: ни капли раскаяния, ни йоты благодарности, ни единого вывода из ситуации, в которую она попала. Одно только осуждение. Словно это были глаза самого Ри Сиа, с презрением глядящего на непослушного сына своей матриати.

— Я сделал для тебя то, чего мог не делать, но тебе, судя по всему, наплевать на это.

— Ты опоздал на поединок, зрячий. Достойные так не поступают.

— Не собираюсь оправдываться перед тобой. И судить меня не смей — ты не Сиа, чтобы так смотреть на меня!

— Я смотрю на тебя так, как смотрит Данфейт Белови на тех, кто разочаровал ее.

Кимао приподнял от удивления свои брови.

— А так смотрит Кимао Кейти на тех, кто его обескуражил, — хохотнул зрячий. — "Разочаровал". Когда противник унижен, не следует поворачиваться к нему спиной. Думаю, Ри не раз повторял тебе это, перед тем, как ударить по хребту.

— Твой отец никогда не бил меня в спину, а судишь ты, скорее всего, по себе…

Кимао вопреки своему первоначальному желанию побыстрее убраться из гостевой комнаты, куда принес ее, вдруг, передумал и подошел к ней. Сжав своей ланью ее лицо, он заглянул ей в глаза и прищурился.

— Сегодня я спас тебя дважды. В третий раз я очень хорошо подумаю перед тем, как это сделать.

— В таком случае, если я издохну, на надгробной плите не забудь оставить свои инициалы.

— Договорились, — ответил Кимао и одернул свою руку.

Странный день. Нелогичные поступки. Зачем он привез ее сюда? Мог бы оставить ее в больнице или отвезти в общежитие. Она даже не сказала "спасибо". Как же, скажет она. Это слово наверняка слишком унизительное для ее огромного эго.

Данфейт снова закашлялась и, пригубив воды из стакана, стоящего у ее прикроватной тумбочки, приняла решение еще поспать. Завтра она должна найти в себе силы встать на ноги. Завтра, не сегодня…

* * *

Ни Данфейт, ни Айрин, ни даже Орайя не узнали о том, как Кимао вломился в особняк Сермилли и сломал ему два ребра справа.

— Еще раз тронешь то, что принадлежит мне, — и я тебя изувечу, — произнес Кимао, перед тем, как покинуть дорогое жилище зрячего, хлопнув дверью на прощание.

Вернувшись домой, Кимао заглянул в комнату к Данфейт. Девушка спала на его чистом постельном белье в своем грязном костюме. Могла бы и переодеться для приличия. Тем более, что он оставил для нее в ванной новый халат.

Приняв душ, Кимао приготовил себе ужин и начал беспорядочно переключать каналы телевизора, чтобы занять себя хоть чем-то. В дверь позвонили. "Айрин", — безошибочно определил он.

Кимао открыл парадную дверь и склонил голову на бок. Впервые он увидел ее такой. Раскаяние и еще что-то, написанное на ее лице.

— Проходи, — произнес Кимао и направился на кухню, чтобы заварить любимый черный чай сайкаирянки.

Айри прошла за ним следом и присела за барную стойку, на которой стыл ужин Кимао. Поковыряв вилкой в его тарелке, она съела несколько кусочков мяса и пригубила сок из его бокала.

— Перед тем, как осуждать меня, подумай о том, сколько лет я терпела ее выходки. Сегодня ей не повезло, и мне очень жаль, что для нее все закончилось именно так. Да, я виновата, что не продумала ситуацию, и не вмешалась раньше, но я и не предполагала, что Сермилли сможет ударить ее так сильно.

Кимао поставил чайник на столешницу и посмотрел на Айрин.

— Ты испытываешь вину, потому что виновата. Это — твой проступок и тебе нести за него ответственность.

— Но ты осуждаешь!

— Это я попросил тебя, и это меня ты подвела. Не свою сестру, а меня. Наверное, я недооценил степень вашей с ней взаимной неприязни. Впредь я не повторю своей ошибки.

Айрин поднялась с места и подошла к нему, остановившись за спиной и кладя свою ладонь ему на плечо.

— Это ты меня прости.

Кимао обернулся и посмотрел на Айрин. Красивая она, все-таки. Но, не так, как раньше. Не до боли в груди, и не до дрожи в сердце. Холодная красота, надменная… Он хотел бы увидеть в ней движение, стремление, борьбу, наконец. Он желал бы прочесть искренность и настоящие чувства, что рвутся на волю и для которых предрассудки так мало значат. Но он глядел в лицо абсолютному умиротворению, и, впервые в жизни, это разочаровывало его.

Айрин потянулась и прикоснулась к его губам, обнимая за шею и притягивая к себе. Ему всегда нравился ее аромат. А губы? Он много раз представлял себе, как целует ее…

Страх… Животный страх… Мерзкий, с которым она продолжает бороться. Она слышит, как вырывается воздух из ее груди, и это принуждает ее двигаться быстрее. Нога срывается, и камни падают вниз. Она знает, что ей нельзя оборачиваться. Рука тянется вверх и соскакивает. Камни сыплются вниз, и она понимает, что уже падает вместе с ними…

Она лежит внизу. Как больно! Как же больно!!! Ее глаза смотрят на Айрин и образ сестры меркнет в свете белого Амира.

— Говорила же, что не сможешь! — смеется Айри.

Она не может ответить. Она не может вдохнуть.

— Отец будет в ярости, когда узнает об очередном твоем подвиге!

— Нет!!!

Кимао отстранился от Айрин и тут же отвернулся. Не это он ожидал испытать в столь ответственный момент.