Данэя - [54]

— Не совсем. Оно не хуже, не беднее и не менее выразительно, но — все же — не то же самое.

— Почему?

— Этого я не знаю. Когда удалось создать звучание почти всех существовавших инструментов в одном оркестрионе, это никого не смущало. Ведь появление оркестриона совершило настоящую революцию. Потому что, при необычном богатстве и выразительности звучания, он обладал такой простой техникой игры на нем, исключающей необходимость многолетнего, требующего огромного труда обучения, что сделал доступным занятие музыкой любому и каждому.

Но скрипка в отличие от всех других инструментов не поддавалась буквальному отображению звуками специального регистра оркестриона. Чтобы создать настоящее скрипичное исполнение, надо было играть только на скрипке.

Но это был труднейший инструмент, требовавший безупречного владения техническими навыками, добытого ежедневными многочасовыми упражнениями, начатыми в детстве и не прекращавшимися всю жизнь. Она, скрипка, не терпела посредственной игры.

Поэтому людей больше устроило похожее звучание скрипичного регистра оркестриона. И скрипачи, настоящие, в чьих руках этот инструмент звучал только после затраты неимоверного труда, совершенно исчезли.

— Но Паганини достиг такого совершенства в игре на скрипке, занимаясь день и ночь с раннего детства, что в зрелом возрасте упражнения ему уже совсем не требовались: он совершенно свободно владел инструментом. Я читал об этом еще в юности. И тогда же слышал записи исполнения старинных скрипачей. Но это было так давно: я уже почти ничего не помню. У тебя — есть настоящие скрипичные записи?

— А как же!

И зазвучали мелодии: Паганини, Мендельсон, Чайковский, Бах, Сен-Санс. Они слушали как зачарованные.

— Невероятно! Как сумели забыть настоящую скрипку? — сказал совершенно потрясенный Дан. — Это, действительно, не скрипичный регистр. А он — совсем не скрипка. Как она поет! Как живая. Как тепло, как трогательно!

— Играли великие виртуозы своего времени. Они отдавали скрипке всю жизнь.

— Я им завидую!

Лал улыбнулся. Он включил еще одну вещь — «Чаконну» Баха, исполняемую в фильме: скрипач играл с закрытыми глазами. Когда экран погас, Лал протянул Дану какой-то продолговатый футляр:

— Это тебе.

— Что это? — Дан раскрыл футляр: — Скрипка! Настоящая?

— Настоящая.

— Откуда она?

— Подарил ее очень давно один из профессоров, считавший меня своим лучшим студентом. А ему дал его учитель; а тому — кажется — его учитель. Она самая настоящая: на ней когда-то играли. Но — ни я, ни мой профессор. Это самая обыкновенная скрипка, — не из тех, которые до сих пор бережно хранят. Но, все же — настоящая. Ее только покрыли специальным защитным лаком, а то бы она давно рассыпалась.

— Спасибо тебе! — Дан поднял скрипку к плечу, провел смычком. Раздался довольно противный скрежет: Эя прыснула.

— М-да! — Дан смущенно улыбнулся. — И все-таки, мне хочется научиться играть на ней.

— У меня есть учебное пособие: там какая-то новая система, изобретение запоздалого любителя, сильно облегчающая обучение. Но и ей уже никто не желал воспользоваться — оркестрион победил всех. Есть и запас струн, и канифоль.

— Я попробую.

— У тебя должно получиться. Только нужно время.

— Ничего! Для меня занятия музыкой были долго почти единственным отдыхом.

— Его может почти не быть, когда… — Лал не договорил.

— Там видно будет. Может быть, удастся. Так: с завтрашнего дня до прихода первой информации объявляю каникулы. Полный отдых. Есть возражения?

— Нет. Считаю, что с программой подготовки мы справились.

— Тогда идите отдыхать!

— Дан, а может быть, посидим еще? Эя, милая, спой что-нибудь, а? Пожалуйста!

И Эя запела — «Ave Maria» Шуберта: она знала, как он любил ее. И следом «Ave Maria» Баха-Гунно. Она пела как никогда, и Лал еле сдерживал слезы. Эта тема слишком волновала его, и по исполнению Эи он чувствовал, что она становится близка и ей.

Потом, чтобы сделать Лалу приятное, Эя стала петь детские песни, которым научилась за последнее время. Она пела их одну за другой, глядя, как расцветает радостью его лицо.

— Еще, Эя, еще, родная! — просил он, целуя ей руки.

Спи, моя радость, усни!

В доме погасли огни…

— запела она. Он жадно ловил эти слова, эти звуки. Как надежду. И веру.

Они полностью отдыхали, зная, что после прихода информации начнется напряженнейшая работа. Будет достаточно неожиданного, и все равно, надо будет успеть быстро со всем ознакомиться, чтобы не затягивать высадку.

Часть III НАЧАЛО НАЧАЛ

18

Информация от разведчиков начала поступать. Собственно, практический интерес пока представляли сведения только о Земле-2 и здешнем Малом космосе. В целом, данные были обнадеживающими: в пределах нормы безопасности их кораблей радиационные потоки светила; отнюдь не чрезмерная плотность двух астероидных поясов, хотя они при большей плотности тоже не представляли серьезное препятствие — достаточно было бы вывести экспресс на орбиту под углом к плоскости планетных.

Более неприятными, хоть и не неожиданными, были данные о температуре на поверхности Земли-2. Цифры даже чуть превышали средние величины, определенные Тупаком. Там господствовал жаркий климат — несомненное следствие углекислотной атмосферы, удерживающей тепло от рассеяния в космос. Вторичным следствием было отсутствие снега и льда, огромная площадь водной поверхности и высокая влажность воздуха, усиливающая еще более теплоизоляционные свойства атмосферы.