Дамская комната - [68]

— Какая грустная история… И что же вы с Шарлоттой решили делать?

— Прострация, в которую впал Жирар после приступа сумасшествия, облегчила нашу задачу. Она дала ему успокоительного, кажется какого-то лекарства на маковом соке, потом его уложили на носилки и доставили в ее сопровождении в Центральную больницу, где она будет присматривать за ним и следить за лечением.

— Она не очень страдает?

— Вы же знаете ее: она не из тех, кто позволяет себе распускаться. Она решила бороться. Кажется, кое-кто из потерявших рассудок вылечивается. Она хочет посоветоваться с господином Вивом, глубоко изучавшим подобные случаи. Вы знаете, как он нам помог в лечении Кларанс после всего того, что с нею случилось.

— Господин Вив… — заметила Матильда. — Решительно все свидетели нашего прошлого, один за другим, выстраиваются перед нами как на параде…

Назавтра Матильда получила с оказией письмо от Флори. Та написала ей обо всем совершенно откровенно. Об отъезде Гийома, которого она добилась в тяжелой борьбе, водворении Филиппа поблизости к Туру, об их встрече в соборе, о его вмешательстве в день святой Епифании, о его молчании с того дня. Разрывавшаяся между надеждой и страхом перед каким-нибудь новым проявлением мужа, этого ставшего для пес чужим человека, Флори тщетно ждала почти целый месяц случайной встречи где-нибудь на дороге. С обнаженными нервами она взывала о помощи, просила мать приехать несмотря ни на погоду, ни на какие препятствия, ни на какие трудности, которые она себе очень хорошо представляла.

«Я жду вас. Не оставляйте меня в беде, умоляю вас, — писала она, заканчивая свое послание. — Вы нужны мне и ваше присутствие. Не оставляйте меня одну перед всеми этими опасностями, размеры которых я не в силах себе представить. Мне нужна помощь. Слишком много пережив за последние месяцы, я совершенно обессилела. Одна вы можете меня защитить, вернуть мне силы. Ваша любовь — мое единственное прибежище».

V

— Ни для кого на свете, кроме тебя, дочка, я не пустилась бы в подобное путешествие! — призналась Матильда, высаживаясь из запряженных лошадьми носилок. — Двадцать раз думала, что умру от холода на дороге! Никогда раньше не представляла себе, насколько неудобно путешествовать зимой.

Она раскашлялась. Глаза ее были красными и лихорадочно блестели.

— Вы же больны!

— Просто легкая простуда. Несмотря на ножные грелки, которые меняли при каждой остановке, на чугунный шар с горячими угольями, который я весь день держала в руках, на гору подушек и меховых одеял, я, видно, не избежала холодного сквозняка: ветер поддувал в щели между кожаными боковинами. Будем надеяться, что это ненадолго. Надо сказать, что мне просто не повезло: уже давно не было такой плохой погоды. Этот февраль самый суровый из всех на моей памяти.

Они быстрым шагом прошли через стоявший без листвы сад, мрачный под свинцовым небом. Земля глубоко промерзла. Все растения казались мертвыми, кроме разве нескольких кочнов капусты со сморщившимися листьями, словно пытавшихся выжить.

— Садитесь у огня, мама. Я скажу, чтобы вам подали подкрепляющее питье, у меня есть рецепт: теплое красное вино, иссоп, бурачник, липовый отвар или мед. А вы тем временем расскажете мне все новости. Этот настой делает чудеса с больными детьми в Гран-Моне.

Со свойственным ее возрасту застенчивым любопытством Агнес подошла к прибывшей и поцеловала ее.

— Здравствуйте, малышка. Вы меня помните?

— О да! Вы приехали из Парижа! Вы и Париж не забыли?

— Мне было там так весело с Бланш, Томасом и Клеменс.

Она явно была горда тем, что ей удалось так четко произнести эту цепочку имен.

— У этой крошки превосходная память: она помнит, как зовут детей Бертрана!

— Она говорит мне о них очень часто. Вы знаете, мама, наше пребывание у вас было для нее, как и для меня, настоящей радостью!

Она вздохнула.

— Вы неважно выглядите, дорогая дочка.

— Это, наверное, из-за холода.

Дело было в другом. Она снова похудела. Черты ее лица отражали глубокую печаль и большую растерянность.

— А вот и теплый напиток.

Вошедшая Сюзанна подала Матильде дымившееся паром питье, которое она тут же выпила мелкими глотками. Результат не заставил себя ждать: ее охватил озноб, с которым она не смогла совладать.

— Вам надо лечь, мама. Я огорчена тем, что стала причиной вашего недомогания, заставила вас пуститься в путь в такую ужасную погоду. Простите меня за то, что я настаивала на вашем приезде. Это чистый эгоизм с моей стороны! Позвольте же теперь полечить вас, как вы делали это с таким успехом, когда я была девочкой…

— Да, я действительно думаю, что мне не остается ничего другого, как улечься в постель. Хорошо поспав ночь на ваших перинах, я буду чувствовать себя гораздо лучше.

В комнате Флори поставили еще одну кровать с колонками для Матильды.

Вытянувшись между заботливо согретыми простынями, с керамической бутылкой горячей воды под ногами и завернувшись в меховые одеяла, жена ювелира, вместо того чтобы почувствовать себя лучше, продолжала дрожать от озноба.

Он закрыла глаза, покоряясь приступу лихорадки, волнами потрясавшей ее. Она была утомлена, у нее ломило кости, болело все тело, так тяжело достались ей дни путешествия по заснеженным дорогам с глубокими колеями, порой непроходимыми из-за сугробов, которые приходилось разгребать, чтобы проехать. Боже! Каким долгим показался ей путь от Парижа до Тура! Но пожелав, чтобы в трудной дороге ее сопровождала Маруа, она ограничилась кучером и слугой, чья отважная работа лопатой немало помогла тяжелому экипажу преодолевать сугробы.