Дамская комната - [14]

— Пойду соберу последние груши в саду.

Все время, с тех пор как родители поселились у нее, чтобы отец окончательно оправился после болезни, она не переставала бояться. Предоставляя им свою комнату под предлогом внимания, которое должна к ним проявлять, и забрав в башню все необходимые ей вещи, она поселилась там открыто для всех. Флори считала, что таким образом избежит лишних проблем и упростит свою жизнь. Не тут-то было. В объятиях Гийома, который приходил к ней так же часто, как и раньше, она, кроме угрызений совести, испытывала также постоянный страх разоблачения. Что, если мать когда-нибудь ночью придет к ней за чем-нибудь, ей понадобившимся, или же чтобы спросить ее о чем-то? Что будет со всеми четырьмя?

Гийома тревожил ее рассеянный вид, ее беспокойство, то, как она вздрагивала при малейшем необычном звуке, и не видел причин для такой тревоги.

Она наполнила корзину грушами с красноватой кожицей, не переставая думать о Том, что у нее будет небольшая передышка. Гийом следующим утром уезжал в Блуа, где у него были дела. Они не увидятся три или четыре дня, что гарантировало ей несколько спокойных ночей. Что за странная привязанность связывала ее с этим человеком, который ее околдовывал и тем не менее отъезд которого — правда, если ненадолго — был для нее облегчением? Что это было за чувство, так привязывавшее ее к нему? О, это-то она слишком хорошо знала! и лукавила перед собою, уходя от таких вопросов, но решила забыть на несколько дней эту не дававшую ей покоя тревогу. Ей хотелось быть просто дочерью, принимающей у себя наконец-то примирившихся с нею родителей!

Если до сих пор и удавалось относительно легко поддерживать видимость благополучия, Флори все же с болью чувствовала некий диссонанс, ощущала какую-то крошечную трещину, говорившую о хрупкости только что восстановленной связи. Восстановятся ли когда-нибудь во всей полноте семейные отношения, ностальгия по которым ее непрерывно мучила?

В этот вечер ей удалось в это поверить, и она легла спать, немного успокоенная.

На следующий день поднялся ветер, который, не утихая всю ночь, окончательно разбушевался наутро, пригибая к земле деревья, как июньскую траву; яростные порывы срывали с деревьев листву. Сушившиеся после стирки простыни оглушительно хлопали, как флаги кораблей, застигнутых штормом. Ветер набрасывался на плитки кровельного сланца, сломал два только что посаженных грушевых дерева, которые не успели закрепить подпорками, на последнем издыхании свистел в щелях под дверьми.

Этьена, который оба ветреных дня не покидал своего места у камина, где проводил время за шахматами вместе с женой, раздражали клубы дыма, вырывавшиеся из камина, когда порывы западного ветра загоняли его обратно в трубу.

— Прямо какой-то дьявольский грохот, — заметил он вечером следующего дня, когда прогремел особенно сильный шквал. — Словно пронеслась галопом какая-то адская кавалерия.

— Не люблю я ветра, — в десятый раз повторила Матильда. — В этом безумии неведомых сил есть что-то тревожное.

— И вы боитесь, мама, как бы не сорвало крышу с дома! — пошутила Флори, с наслаждением ловившая признаки традиций и даже каких-то привычных странностей родителей, всего того, чего она была так долго лишена.

— Вот именно, дочка. Никогда не забуду урагана, сорвавшего черепицу с крыши дома кормилицы, когда я была еще ребенком. Боже мой! Как мы перепугались, увидев вместо потолка черное небо через решетку голых стропил!

— Это был плохо построенный домишко, — подтвердил метр Брюнель, наизусть знавший эту историю и снисходительно улыбавшийся всякий раз, когда Матильда снова возвращалась к своему рассказу. — Нашему дому на улице Бурдоннэ, да и этому тоже, подобная неприятность не грозит, дорогая. Теперь над нашими головами надежные крыши, не так ли?

— Да услышит вас Бог, Этьен! Но все равно, не люблю я ветра!

Через несколько часов все стихло, а на следующее утро вернулся и полный покой. Оставалось лишь собрать в саду сорванные листья и изломанные ветви, поставить на место перевернутые вазы около дома, навести порядок в усадьбе, имевшей вид разграбленного хутора.

Солнце снова засверкало в небе, сиявшем чистой синевой, подобно свежеобожженному фаянсу.

— Не прогуляться ли нам немного по берегу Шера? — предложила после обеда Матильда. — Погода хорошая, насладимся последними ясными днями, да и вам, друг мой, полезно подышать свежим воздухом после этого дыма, которым вы надышались! Что вы на это скажете?

— Вы правы, дорогая. Прогулка будет мне полезна.

— Вы пойдете с нами, Флори?

— Разумеется!

На Вансэйской дороге в появившемся перед ними всаднике они узнали Бернара Фортье, брата Беранжер Эрно. Его сопровождал слуга.

— Кого я вижу! Это же наш юный друг! — вскричал Этьен, которому этот суконщик определенно очень нравился. — Что вы делаете в наших краях?

Бернар сошел с лошади и поздоровался с гулявшими.

— Я ехал к вам, — ответил он непринужденно, — рассчитывая застать вас, всех троих, и, не встреть я вас здесь, я бы с вами разъехался и, добравшись до вашего дома, как говорится, поцеловал бы пробой!

— Мы решили воспользоваться солнечной погодой и пройтись по берегу реки, — объяснил ювелир. — Если вы не очень торопитесь, может быть, вы присоединитесь к нам?