Дамаск - [4]

— Когда вы меня выпишете? — поинтересовалась она. Лауден встал, собираясь уходить.

— Завтра утром поговорим. Мне кажется, нам придется сделать еще несколько анализов.

Может быть, врачи не хотят отпускать ее домой, потому что все-таки думают, что это заразно? Может, как сказал Лауден, они боятся начала эпидемии?

Паула покорно кивнула. Лаудена это несколько успокоило, и он направился к двери. Когда он был уже на пороге, Паула спросила его:

— Почему доктор Геррхардт, или как ее там, спросила меня, ем ли я мясо?

Лауден обернулся.

— Ее фамилия Геррхольц. Она не из нашей больницы.

— А что она тогда тут делает?

— Ее прислали сюда из ЦЭНа, — ответил он таким будничным тоном, как будто Центр эпидемиологического надзора постоянно рассылал своих специалистов по больницам, направо и налево. — Не бери в голову, у них работа такая — задавать странные вопросы. Мы постараемся выписать тебя как можно скорее.

IV

Когда Паула вернулась домой в тот вечер, входная дверь оказалась не заперта, а в комнатах горел свет. Было только начало восьмого, но в ноябре в это время уже довольно темно. Паула бегала по комнатам, звала Клэр. Девочка получила самые подробные инструкции: она знала, что, вернувшись из школы, нужно как следует запереть входную дверь и отвечать на звонки, только если на определителе номера высвечивается номер мобильного или рабочего телефона матери. Наверняка Ричард забрал ее. Даже добившись частичной опеки, он не успокоился, ему все мало.

И тут на кухонном шкафчике между стопкой тарелок и открытой коробкой кукурузных хлопьев она заметила записку. Паула узнала почерк Стеф.

Молодая женщина решительно направилась к желтому коттеджу, изо всех сил забарабанила в дверь. Открыла Стеф.

— Привет, у нас все нормально, — поспешила она успокоить рассерженную Паулу. — Клэр уже сделала уроки и сейчас смотрит телевизор.

Паула не слушала, она метнулась мимо нее в гостиную с обшарпанной мебелью и выцветшими ковриками на полу. В комнатах горели все лампы, их яркий свет отражался на всех гладких поверхностях: на дубовом паркете, натертом до блеска, на свежеокрашенных молочного цвета стенах, на оконных стеклах. Из кухни доносился приятный запах каких-то экзотических специй — там явно готовили ужин. Паула вдруг поняла, что она очень голодна, — с самого утра ничего не ела.

Клэр сидела на полу перед телевизором, на овальном коврике ручной вязки. Ее сиреневый рюкзак лежал перед ней на полу. Девочка смотрела какую-то передачу про животных и одновременно слушала музыку в CD-плеере. У нее за спиной на диване лежала худая негритянка лет пятидесяти — шестидесяти.

— Клэр! — позвала Паула.

Девочка притворилась, что не слышит.

— Клэр, я с тобой разговариваю, сейчас же сними наушники! Она старалась говорить строго, но спокойно, как и положено хорошей матери.

— Я, кажется, говорила тебе, чтобы ты не выходила из дома? Девочка даже не посмотрела на нее.

— У вас по соседству, в зеленом коттедже, что-то случилось, туда приехала полиция, — начала объяснять Стеф.

Зеленый коттедж и впрямь был тот еще притон. Перед ним вечно парковались байкеры, дом был в ужасном состоянии. Паула не сомневалась, что там торгуют наркотиками.

— Я решила пойти проведать вашу дочь, увидела, что бедняжка напугана, и пригласила ее к нам. Я сказала ей, вы не будете на нее сердиться.

— До тебя невозможно дозвониться, — сказала Клэр, даже не повернувшись и так и не сняв наушники. Видимо, решила показать характер. Думает, в гостях Паула не станет ее ругать.

— Надо было продолжать звонить до тех пор, пока я не отвечу, — негодовала Паула.

На самом деле она забыла включить телефон, когда закончила дежурство в больнице. После работы Паула зашла в какой-то бар, немного выпила, посидела там с полчаса, а потом поехала домой и добралась не позже обычного.

— Ты не должна никуда уходить из дома! — строго повторила она.

Тут опять вмешалась Стеф. Она взяла Паулу под локоть и указала ей на женщину, лежащую на диване.

— Познакомься, Паула, это Мэрили.

Похоже, Мэрили была не в состоянии встать с дивана. На столике у изголовья Паула увидела стакан с водой, носовой платок и пачку салфеток. Возле дивана стояла пластиковая урна. Мэрили полулежала на подушках, укрытая белой простыней. Ее ноги были как-то неловко подогнуты, а левой рукой она обхватила себя за шею, при этом рука ее все время дрожала, словно испуганный зверек. Женщина смотрела на экран телевизора и при этом так блаженно улыбалась, словно наблюдала самое прекрасное зрелище на земле.

Стеф тронула Мэрили за плечо, та медленно отвела взгляд от телевизора.

— Мэрили, это Паула.

Мэрили протянула Пауле здоровую руку, но не совсем удачно: намного правее, чем надо. Потом рука вообще отказалась повиноваться своей хозяйке и принялась раскачиваться в воздухе. Паула кое-как дотянулась до дрожащей ладони и слегка пожала ее. На ощупь кожа была сухая и очень холодная.

Женщина улыбнулась и сказала что-то на непонятном языке. Паула вопросительно посмотрела на Стеф, и тогда Мэрили вполне отчетливо произнесла:

— Я тебя съем.

— Что вы сказали?

Паула не поверила собственным ушам.

— Это традиционная форма приветствия в ее племени, — пояснила Стеф. — Мэрили родом из Папуа — Новой Гвинеи. Кстати, Мэрили, а ведь Паула — мама твоей любимицы Клэр.