Дама, валет… - [2]

Шерман приладил каблук, но завинтить его не успел. В дверь постучали! Красавчик замер, но тут же вспомнил, что заказал переноску сундука. Облегченно вздохнув, Шерман прошерстил свой запас французских слов и скроил фразу:

— Рано, еще десять минут!

Но стук возобновился. Не громче, но чаще, лихорадочнее.

— Бебе, это я, открой!

Красавчик похолодел и мгновенно взмок. Если б он промолчал, она помолотила бы в дверь да ушла. Черт его дернул за язык!.. Теперь попался. Если не открыть, она, чего доброго, поднимет на ноги весь отель. Ни к чему Красавчику такая реклама. А эта девка, даже если бы Шерман не стибрил жемчуга, все равно могла стать опасной. Он ведь прикарманил ее денежки.

Что же делать? Надо как-то от нее отмазаться, протянуть время… Красавчик спрятал отвертку, сунул ноги в башмаки и, не зашнуровав их, подошел к двери. Открыв ее, он встал в дверях так, чтобы загородить комнату.

Конечно, она в истерике, в глазах слезы.

— Бебе, почему ты не пришел, что случилось? Я чем-то провинилась перед тобой?

— Зачем ты сюда приперлась? — зло зашипел Красавчик. — Я говорил тебе — в гостиницу не заявляться!

— Меня никто не видел, консьерж спит. Я по лестнице поднялась… — Она смолкла. — Ты одет? В такой час? Куда ты собираешься?

— Я только что вошел, — попытался сблефовать Шерман, но она уже заглянула в комнату, возможно, в поисках подлой разлучницы. Вместо женщины увидела сундук и тихо ахнула. Красавчик мгновенно зажал ей рот и втащил в номер, захлопнув за собой дверь.

Тут он ее выпустил и спокойно произнес:

— И не с чего паниковать. Небольшая деловая поездка. Послезавтра вернусь.

Но она уже прыгнула к комоду и схватила конверт. Он выдернул конверт из ее руки, но девушка уже поняла, что к чему.

— Послезавтра? Из Нью-Йорка?

Другой на месте Красавчика Шермана, возможно, смутился бы. Но не Красавчик.

— Нью-Йорк. Ну и что? Может, ты думала, что я на тебе женюсь? Мы даже разговариваем на разных языках.

Она покачнулась, но тут же пришла в себя.

— Чтобы выкачать мои деньги, тебе хватило французских слов. Вернешь до последнего су! Какой подлец! Я иду в полицию!

Она бросилась к двери. Он кинулся за ней, споткнулся о ковер, но все же догнал и схватил. Из ее руки выпал ключ, и Красавчик пнул его под кровать.

— Иди, иди… — прошипел он.

Он снова отпустил ее, но она, казалось, примерзла к месту. Проследив за ее взглядом, Красавчик увидел, что каблук отскочил, и жемчуг предательски вывалился на пол. Женщина быстро нагнулась, но он и тут ее опередил, отбросив ожерелье ногой. Все же она успела заметить что-то для него неприятное.

— Номер двадцать девять, тот, что я тебе показала! Боже мой, когда тебя поймают, меня обвинят в соучастии! Меня посадят в Сен-Дазар!

Красавчик в жизни никого не убивал. Но куда тут денешься? Может быть, она еще спасла бы свою жизнь, притворившись послушным барашком. Может быть, он сумел бы выпутаться, будь он спокойнее и рассудительнее. Но они оба обезумели, попав в эту непредвиденную ситуацию. Она сделала то, что решило ее судьбу: рванулась к двери с криком о помощи. И он сделал то, чем легче всего можно было оборвать ее вопль. Взмахнув ожерельем, он накинул его на ее шею и сдавил. Нанизанные на прочную платиновую проволоку жемчужины вдавились в шею. Она задергалась, принялась дико извиваться, размахивать руками, пытаясь оторвать от шеи смертную удавку… Жемчужины так глубоко вдавились в горло, что стали размером с булавочную головку. Он опомнился, стал разжимать пальцы. Поздно. Она рухнула к его ногам. Лицо черное, глаза выпучены, язык вывалился… Зрелище не для слабонервных. Готова. Убита предметом роскоши, украшением, предназначенным для того, чтобы доставлять радость.

2

Красавчик Шерман, конечно, скотина, но скотина, твердо стоящая на земле, — реалист. Он сразу понял, что дама отдала богу душу, даже и наклоняться к ней не пришлось… Пульс там проверить… Какой пульс? Глаза, так страшно выпученные, уже никогда ничего не увидят. Приятного, конечно, мало.

«Ну спасибо!.. Стерва! Хорошенькое дельце… Довесочек к краже… Этого мне только и не хватало…» — пронеслось у него в голове.

Сначала Шерман подскочил к двери. Прислушался. Возились они недолго, стены в старых парижских домах-бастионах толстенные. Вопль ее… Хорошо, что не тонкий, пронзительный, скорее хриплый, краткий, как будто и не женский. Снаружи все спокойно. Он перешел к окну, бросил взгляд вправо-влево сквозь убогие шторы… Ничего подозрительного, напротив сплошь занавешенные окна. На всякий случай плотнее задернул шторы на своем высоком французском окне.

Красавчик вернулся к покойнице, обошел ее. На этот раз его посетила мысль «по случаю»: «И как это я умудрился раньше никого не кокнуть? Везло. До сегодня». Конечно, Красавчик не был столь спокоен, как казался, но и психовать не собирался. Если бы такое довелось совершить порядочному человеку, тот бы, конечно, переживал. Но Красавчик понятия не имел, что такое совесть, и не ему испытывать какие-то ее угрызения.

Он наконец нагнулся, но не над трупом, а над ожерельем. Безнадега. Без инструмента ничего не сделать, а откуда у него инструмент?

— Жемчуг хотела? Ну вот, получила. Рада? Дура… — проворчал он, нарушив наконец тишину. Подбодрил себя звуками родного голоса. На память вдруг впервые с момента их знакомства пришло ее имя. — Манон, стерва, Манон…