Дама в черном - [78]

При этих словах я сам, прикасавшийся к «Австралии», не мог не содрогнуться, глядя почти с состраданием на Робера Дарзака, как смотрят на несчастного, готового стать жертвой какой-нибудь роковой и ужасной судебной ошибки. И все вокруг меня также содрогались за него, так как доводы Рультабия становились до такой степени логическими и убедительными, что каждый спрашивал себя, каким образом, установив виновность Дарзака столь очевидно, он вынесет оправдательный приговор. Что касается самого Дарзака, то он, выказав в начале мрачное волнение, более или менее успокоился, слушая молодого человека. На меня он производил впечатление человека, сидящего на скамье подсудимых, который с удивленным, растерянным, но заинтересованным видом слушает блестящую речь прокурора, обвиняющего его в преступлении, которого он не совершал. В голосе Дарзака, которым он произнес следующие слова, уже не слышалось гнева, но, скорее, любопытство и страх человека, говорящего себе: «Боже мой! Какой же опасности я избежал, сам того не подозревая!»

– Так как вы уже не подозреваете меня, — сказал он спокойно, — мне хотелось бы знать, после всего сказанного вами, что могло развеять ваши подозрения?..

– Чтобы развеять их, милостивый государь, мне требовалась уверенность! Простая, но неопровержимая улика, которая очевиднейшим образом показала бы мне, в каком из двух проявлений Дарзака скрывался Ларсан! Эту улику, к счастью, предоставили мне вы сами, милостивый государь, в ту минуту, когда замкнули круг, в котором находился лишний труп! Вы сказали правду, утверждая, что заперли на ключ дверь своей комнаты, как только вошли туда, и солгали нам, не сказав, что вошли в эту комнату около шести часов, а не в пять, как говорил Бернье и как могли думать мы сами! Только вы один, кроме меня, знали, что Дарзак, прошедший в пять часов, о котором мы говорили как о вас, не был вами! И вы ничего не сказали! Не пытайтесь убеждать меня, что не придавали этим пяти часам никакого значения, так как это сведение объясняло вам все — оно дало вам возможность узнать, что другой Дарзак вошел в это время в Квадратную башню, настоящий Дарзак! Вы были удивлены, но продолжали молчать! А какой смысл был бы настоящему Дарзаку скрывать, что другой Дарзак, который мог быть Ларсаном, вошел в Квадратную башню раньше вас, чтобы там спрятаться? Одному лишь Ларсану было выгодно скрыть от нас, что появился другой Дарзак, кроме него! Из двух проявлений Дарзака ложным, несомненно, было то, которое лгало! Таким образом и были развеяны мои подозрения, сменившиеся уверенностью! Ларсан — это вы! А человек, спрятавшийся в шкафу, — Дарзак!

– Вы лжете! — взревел, бросаясь на Рультабия, тот, которого я не мог считать Ларсаном.

Но мы встали между ними, и Рультабий, ничуть не утратив своего спокойствия, протянул руку и сказал:

– Он и сейчас там…

Неописуемая картина!.. Незабвенная минута!.. Вслед за жестом Рультабия дверцы шкафа распахнулись невидимой рукой, как в тот ужасный вечер, принесший с собой тайну лишнего тела…

И лишнее тело появилось само! Возгласы удивления, радости, ужаса наполнили Квадратную башню. Дама в черном пронзительно закричала:

– Робер!.. Робер!.. Робер!..

Это был крик радости. Два Дарзака стояли перед нами, столь похожие друг на друга, что всякий, кроме дамы в черном, мог обмануться… Но сердце не обмануло Матильду. С распростертыми объятиями она бросилась навстречу второму проявлению Дарзака, выходившего из рокового шкафа. Лицо Матильды светилось новой жизнью! Ее глаза, грустные глаза, взор которых так часто блуждал около другого, были теперь устремлены на настоящего Дарзака, излучая радость и уверенность. Это он! Тот, которого она считала погибшим! Тот, кого она так жадно искала в лице другого и не могла найти, обвиняя в этом целыми днями и ночами свое безумие!

Что касается того, кого я до последней минуты не мог считать виновным, что касается этого изверга, разоблаченного и поруганного, он, увидев перед собой живое доказательство своего преступления, сделал попытку, не раз уже спасавшую его. Окруженный со всех сторон, он попробовал бежать. Тогда мы оценили смелую игру, которую он вел перед нами в течение стольких минут. Не сомневаясь в исходе спора, который он поддерживал с Рультабием, он проявил невероятную власть над собой и затянул разговор, надеясь за это время придумать какое-нибудь средство к спасению. В тот момент, когда мы все естественным образом двинулись в сторону настоящего Дарзака, он одним прыжком бросился в комнату, служившую спальней госпоже Дарзак, и с молниеносной быстротой захлопнул за собой дверь! Мы заметили его исчезновение, когда было уже слишком поздно предотвращать его хитрость. Во время предшествующей сцены Рультабий помышлял лишь об одном — как уберечь дверь в коридор, и не подумал, что каждое движение, которое делал лже-Дарзак в последние минуты диалога, приближало его к двери в комнату госпожи Дарзак. Репортер не придавал этим движениям никакого значения, зная, что из этой комнаты нет выхода, которым мог бы воспользоваться для своего бегства Ларсан. Тем не менее, когда негодяй исчез за этой дверью, нами овладело страшное волнение. Мы ломились в дверь, неистово кричали, но тщетно! На память приходили гениальные и необъяснимые исчезновения Ларсана.