Дама с рубинами. Совиный дом - [49]

Старомодная великолепная обстановка Принценгофа не менялась с незапамятных времен, кто бы ни был его временным обитателем – безземельный ли принц или княжеская вдова.

Везде стояла мебель времен Людовика XIV с серебряной, бронзовой и черепаховой инкрустацией, которая сверкала и блестела, как и сто лет назад. Для новых хозяев лишь сменили обивку да повесили новые гардины. Материя была свежей, выбранной со вкусом, но совсем простой.

– Я жила с шестнадцати лет в большом свете и не приспособлена к уединенной жизни, – продолжала толстая дама. – Я бы просто умерла здесь со скуки, если бы не знала, что скоро наступит освобождение.

Говоря это, она бросила на ландрата полный значения взгляд, и он наклонил голову в знак согласия.

Маленькая советница как будто даже выросла от этого взгляда и с восторгом посмотрела на красавицу Элоизу. Та спокойно сидела в кресле, нарядная и горделиво небрежная, как истинная принцесса.

Сказав несколько любезных слов Маргарите, она, видимо, не сочла нужным больше говорить и замолчала. Но на лице фрейлейн Элоизы сегодня действительно было какое-то особенное выражение, делавшее ее еще красивее. Довольно далеко от нее, хотя и прямо за спиной, на стене висел поясной, написанный масляными красками портрет.

На нем была изображена дама в черном бархатном платье, ее чудесные белокурые волосы падали на плечи из-под шляпы с белым пером, левую руку она положила на голову стоявшей рядом борзой собаки.

Сходство между ней и красавицей Элоизой было поразительным. Советница заметила это, с восторгом глядя на портрет.

– Да, между ними большое сходство, и немудрено – это портрет моей сестры Адели, – сказала баронесса фон Таубенек. – Она была замужем за графом Сорма и умерла, к моему великому огорчению, два года назад. И представьте себе, мой зять, человек шестидесяти лет, сыграл с нами недавно хорошую шутку, женившись на дочери своего управляющего! Я просто не могу прийти в себя от этого!

– Я вас прекрасно понимаю, – заговорила возмущенная советница. – Ужасно, когда подобные личности становятся членами наших семейств, это страшный удар. Но, на мой взгляд, еще ужаснее женитьба на актрисе, что теперь в такой моде у людей высшего круга. Как только представлю себе, что какая-нибудь театральная принцесса, может быть, даже балерина, которая недавно безо всякого стыда в коротенькой юбчонке танцевала на сцене и получала от мужчин аплодисменты, вдруг входит в старинный графский дом, мороз по коже продирает и все во мне возмущается!

Ландрат нахмурился, а хозяйка дома схватила флакон с солями и начала так усердно его нюхать, как будто почувствовала себя дурно.

В эту минуту вошел лакей и подал молодой баронессе письмо на серебряном подносе. Она поспешно схватила его, ушла в соседнюю комнату и через несколько минут позвала туда Герберта.

Маргарита сидела как раз напротив камина, над которым висело большое, немного наклоненное зеркало, отражавшее часть гостиной с ее блестящей обстановкой и угловое окно соседней комнаты, все уставленное цветами за спущенными тюлевыми гардинами. Около этого окна стояла Элоиза, и как только ландрат вошел, подала ему развернутое письмо. Он пробежал его глазами и подошел ближе к молодой девушке. Они говорили тихо и, по-видимому, оба были довольны полученным известием. Вдруг Элоиза наклонилась к цветам, сорвала махровую красную камелию и с многозначительной улыбкой продела ее в петлицу сюртука Герберта.

– Боже, как вы бледны, фрейлейн! – воскликнула в ту же минуту баронесса, схватив Маргариту за руку. – Вам нездоровится?

Девушка вздрогнула, кровь бросилась ей в лицо, и, порывисто покачав головой, она принялась уверять ее, что чувствует себя прекрасно, а побледнела, скорее всего, оттого что проехалась по холоду.

В эту минуту вернулась фрейлейн фон Таубенек в сопровождении Герберта. Баронесса шутливо погрозила ландрату пальцем:

– Вы, кажется, сорвали мою лучшую камелию. Разве вы не знаете, что я сама ухаживаю за растениями и у меня на счету каждый цветок?

Элоиза рассмеялась:

– В этом виновата я, мама. Я должна была украсить Герберта. Не правда ли?

Мать весело кивнула в знак согласия и взяла чашку с подноса, который держал лакей. Разговор перешел на камелии. Баронесса очень любила цветы, и герцог устроил ей маленький зимний сад.

– Вы должны посмотреть его, фрейлейн, – сказала она Маргарите. – Ваша бабушка бывала там много раз, она посидит и поговорит со мной, пока ландрат вам его покажет.

Герберт поспешил исполнить это предложение, едва дав Маргарите допить кофе под тем предлогом, что скоро стемнеет. И не успела Элоиза сесть, шурша шелковым платьем, за открытый рояль и начать довольно неумело играть какую-то пьесу, как они оба вышли из зала.

Проходя через длинную анфиладу комнат, они чувствовали, как со всех стен на них смотрят родственники царствующего дома – кто в расшитых золотом придворных костюмах, кто закованный в броню, но все светлоглазые, белые и румяные.

– В своем длинном шерстяном платье проходишь ты неслышно по старому княжескому замку, – почти продекламировал Герберт и добавил, обращаясь к своей молчаливой спутнице: – Как призрак какой-нибудь прабабушки тех рыжебородых людей, портреты которых висят на стенах.