Дама с рубинами. Совиный дом - [33]

Тетя Софи испугалась.

– Еще только недоставало, чтобы снесло крышу с голубятни! – воскликнула она и решительно пошла на чердак, чтобы заглянуть между балками на крышу ткацкой, где помещались ее пернатые любимцы.

Коммерции советник отвернулся и, пожав плечами, пошел на нижний этаж.

Вскоре он вернулся в сопровождении кучера и работника, которые несли лестницу и подпорки. Им с трудом удалось затворить и подпереть балками дверь.

– Может быть, это и хорошо, что буря здесь пронеслась, – услыхала Маргарита, поднимавшая в это время с отцом и тетей Софи поваленные портреты, слова кучера, сказанные вполголоса работнику. – Привидение ищет выхода. Я сам десять лет тому назад видел собственными глазами, как закутанная в белое покрывало фигура пролетела, как облако, из коридора в этот угол, словно хотела вырваться на свободу. Как бы не так! Здесь все было крепко забито досками, и облако разбилось о стены. Это все та же история, которая продолжается со смерти несчастной женщины, ее душа никак не может попасть на небо. Будь тут хоть какая-нибудь щелочка, куда бы она, бедная, могла проскользнуть, было бы хорошо, пусть бы она наконец успокоилась.

Сквозной ветер доносил каждое слово, и гордого коммерции советника, вероятно, сильно рассердила критика его предков из уст слуги. Маргарита видела, как он поднял сжатый кулак, будто хотел ударить говорившего, но ограничился сердитым окриком:

– Что же вы? Пошевеливайтесь!

Испуганный кучер приставил лестницу, влез по ней к окошку и забил его, насколько это было возможно.

Маргарита вышла из коридора и на минуту подошла к ближайшему окну галереи. Она вдруг увидела около себя отца, меж тем как работники неслышно прошли за их спиной к выходу. Он положил свою тяжелую руку на плечо дочери и указал на неподвижный луч света на картине.

– Он лежит так тихо среди общего волнения, так спокойно, как сами обитатели нашего аристократического верхнего этажа. Если бы они знали… Завтра там, наверху, разразится буря, такая же страшная, как та, от которой теперь содрогается весь дом.

Тетя Софи вышла в это время из коридора, и Лампрехт замолчал.

– Так до завтра, моя дорогая, – сказал он, пожимая руку дочери, и, взяв лампу с буфета, ушел к себе в комнату.

После полуночи буря утихла. Огни в городских домах погасли, и встревоженные жители поспешили предаться наконец сну.

В доме Лампрехтов тоже наступила тишина, только Бэрбэ металась на клетчатых подушках и не могла заснуть от досады: на свете никому нельзя больше верить, ни на кого нельзя положиться! Теперь оба дурака – кучер и лакей – болтают со слов господ, что там, наверху, стучали картины, а сами забыли, как клялись и божились, что стук и топот не что иное, как чертовщина. Но терпение, придет время, тогда все увидят!

Наутро в воздухе было торжественно тихо. Солнце изливало свои золотистые лучи на развалины. Да, буря наделала много вреда, и предстояло много работы, чтобы все поправить.

С рассветом явился и посланник из Дамбаха с дурными вестями: фабричные постройки так повреждены, что можно опасаться приостановки работы на долгое время. Туда сразу же поехал верхом коммерции советник.

Маргарита вышла на крыльцо бокового флигеля и стала осматривать разрушения во дворе. В то же время из главного дома вышел ландрат в высоких сапогах со шпорами, с хлыстом в руке и отправился на конюшню. Не заметил ли он старика или, как было принято в главном доме, старался не обращать внимания на жильцов пакгауза, только он вошел в конюшню, не ответив на вежливый поклон живописца Ленца, стоявшего около бассейна.

Седой старик перелез через груды развалин, которые окружали пакгауз, по-видимому, только для того, чтобы собрать осколки разбитой нимфы из фонтана. Он только что поднял из травы голову статуи, когда подошла Маргарита и приветливо протянула ему руку.

Ленц обрадовался, как дитя, увидев ее, и на участливые вопросы о больной жене весело ответил, что все в доме живы, здоровы и довольны, хотя у них и нет в настоящее время крыши над головой. Буря наделала много бед, но самое большое ее злодейство – это то, что она разбила нимфу в фонтане – редкое произведение искусства, которым он всегда любовался. Эта тема была интересна Маргарите, и она с живостью поддержала разговор, тем более что старик высказывал тонкое понимание искусства.

Ландрат, между тем, выйдя из комнаты, поклонился молодой девушке и стал медленно ходить под липами, ожидая, когда подведут лошадь.

Маргарита ответила на его поклон лишь легким кивком головы – ее возмущала манера, с которой этот высокомерный аристократ избегал общества старика, и она решила, в свою очередь, не обращать на него внимания.

Продолжая разговаривать с живописцем, девушка перешла с ним через двор к пакгаузу, там залезла на груду развалин и протянула ему руку, чтобы помочь взобраться. Как она ни была легка, но шаткие обломки затрещали и подались под ее ногами, а каждый, хотя и осторожный шаг старика заставлял их сильно трястись. Теперь и безучастный, спокойный ландрат тоже остановился. Он бросил свой хлыст на садовый стол и быстрым шагом устремился к развалинам. Молча встал он на ближайшее бревно и протянул вперед руки, чтобы поддержать качающуюся Маргариту и помочь ей сойти вниз.