Дама Пик - [67]

– Ну а я что делаю? – удивленно посмотрела на него женщина. – Пусть будет поле воображения. А я называю это «виртуал». Эта реальность похожа на виртуальное пространство с трехмерной сеткой координат. Если я хочу, то вижу потоки. Если не хочу – мешают или что – убираю их с экрана….

– Прости, что ты делаешь?.. – не понял Август.

– Ох ты ж! – всплеснула руками Теа. – Ну я и дура! Прости, Август! Ты же не работал с компами! Представь, что поле воображения – это не что-то мгновенное, а нечто постоянное. Вот у меня оно уже есть. Я его просто привязала к месту, где вижу потоки… Впрочем, ты мне уже говорил, что их нигде нет… Но извини, Август, я их все-таки вижу!

Она их видела. Августу трудно было это принять, но он готов был попробовать.

– Я о таком даже не слышал, – признал он. – И не читал нигде. Честно говоря, мне такое и в голову не приходило.

Не приходило в голову. Да и как бы могло быть иначе? Таня была другой, о чем он очень часто просто забывал. Однако так все и обстояло и касалось не только бытовых привычек и культуры. Магия у нее, судя по всему, тоже была иной. Инаковость Тани, скорее всего, коренилась в ее разнообразных познаниях и странном опыте человека из мира, не знающего магии, но способного заменять волшебство наукой и техническими устройствами. Мир Августа тоже знал технику и науку. И это были те же самые математика, оптика и механика, что и в мире Тани. Но магия – это нечто другое. В одном мире она есть, а в другом вроде бы нет. И это многое объясняет. Опыт работы с магией, как и восприятие колдовства, у них с Таней разные. Странно, что Август понял это только сейчас. Но, слава богам, все-таки понял.

Многое из того, что было знакомо и привычно Августу с детства, Таня видела и понимала по-своему, совсем не так, как видел и понимал это Август. И в рамках этого своего «нездешнего» видения она оказывалась способна на совершенно невероятные вещи, никак не сопоставимые с ее реальным уровнем знания магии и ее умением эту магию применять. Верно и обратное. Сейчас Август начал наконец понимать, отчего одни области магии давались Тане легко, а другие – нет. Везде, где магия приближалась к науке – алхимия, фигуративная и объектная гоэтия, начертание и расчет гороскопов, – женщина продвигалась на удивление быстро, легко запоминая схемы, пентаграммы и графические заклинания. А вот вербальная магия давалась ей с трудом, и прогресс в ней, точно так же, как и в искусстве визуализации – как понимали визуализацию Август и другие волшебники, – был крайне медленным. И уж точно не впечатляющим. А все дело, как выяснялось, в некоторых культурных различиях, на первый взгляд несущественных, но на самом деле фундаментальных.

Вена, двадцать восьмое октября 1763 года

В Вену Теа въехала в карете, хотя значительную часть пути между Грацем и столицей Священной Римской империи проделала верхом, сопровождаемая огромным вороном, присаживавшимся изредка к ней на плечо. К слову сказать, непростое испытание – имея в виду ворона, а не лошадь, – даже для такой сильной женщины, как графиня Консуэнская. Вороны и вообще-то птицы довольно крупные, а в Кхаре не меньше трех килограммов живого веса, да и крылья – больше метра в размахе – мешали ему с комфортом устроиться на плече женщины. Опять же когти. Из-за ворона Тане пришлось испортить дорожный плащ, пришив на левое плечо – ворон предпочитал именно эту сторону – обширную кожаную заплату. Но зато на всех встречных всадница и ворон неизменно производили самое сильное впечатление, да и Кхару, как выяснилось, необходимы были, хотя бы изредка, подобные сеансы единения, чтобы укрепить ментальную связь с Теа. Однако для столицы империи такой въезд представлялся чрезмерно экстравагантным, если не сказать экзотическим. Поэтому никаких птиц и верховых лошадей: карета, запряженная четвериком и украшенная графским гербом, тяжелое зимнее платье и плащ с меховым подбоем. Но и то сказать, в Вену они прибыли отнюдь не инкогнито. Их встречали серьезные люди, посланные навстречу еще более серьезными людьми. И разместили их, надо отдать должное, со всем возможным уважением и комфортом во дворце Кауниц, принадлежавшем ныне князю фон Эггенбергу. Дворец Августу понравился. Во всяком случае, архитектура высокого барокко его впечатлила. Впрочем, об уюте, как обычно, речи не шло. Торжественно, просторно, холодно и гулко.

– Готично, – определила это все Теа.

Август попытался было объяснить спутнице разницу между итальянским барокко и пламенеющей готикой. Но Теа лишь взглянула на него из-под ресниц, обдав волной холодной зелени, фыркнула и потребовала у мажордома огонь в камине, раскаленные угли в жаровнях и много-много – «Вы ведь понимаете значение этого выражения?» – очень горячей воды.

– Горячей! – повторила она. – Вы понимаете мой немецкий?

«Вот же ведьма!» – с удивившим его самого восхищением признал Август и более ни во что не вмешивался. Ему было любопытно, что еще потребует Теа. Но главное – как.

А она вела себя именно так, как, верно, и повела бы себя в подобной ситуации Теа д’Агарис. Осмотрела спальню – массивная кровать под тяжелым балдахином, козетка и бержер