Снятие мерок, выбор фасонов – без фижм, но, возможно, с корсетом, – и подходящих к ним тканей, кружев и фурнитуры заняли почти три часа. Все это время Теа была терпелива, но мало чем могла помочь. Современной моды она не знала, да и вкус у нее оказался совсем не развит. Зато, как вскоре выяснилось, женщина свободно говорила по-немецки и по-итальянски. Слушая ее, Август понимал, что все это она вытащила из Маргариты Браганца, едва не выпив ту досуха. Оставалось лишь догадываться, какие еще знания и умения позаимствовала Теа у бывшей куртизанки.
Когда портной и его помощница уехали, Теа подошла к Августу почти вплотную, посмотрела глаза в глаза:
– Вы ведь понимаете, Август, что я держусь на одном честном слове? – спросила не таясь.
– Вы сильная женщина, Теа, – мягко ответил он.
– Не могли бы вы распорядиться, чтобы мне приготовили ванну…
– Прикажите слугам, они все сделают. Ваши распоряжения – закон. Везде, кроме Старой башни, – объяснил Август.
– Отлично. Тогда у меня есть еще две просьбы. Только не удивляйтесь! – попросила женщина с какой-то болезненной, вымученной улыбкой.
– Я к вашим услугам, – галантно ответил Август, и в самом деле готовый ради этой женщины на все.
– Вы ведь курите? – неожиданно спросила Теа.
– Да, это так, – подтвердил Август, еще не зная, куда свернет разговор.
– Не найдется ли у вас запасной трубки?..
– Вы курите?.. – Он был шокирован, вот что он чувствовал. Он, но не женщина.
– Иногда, – чуть пожала она плечами. – Очень редко. Сигарету или две. Но сегодня мне точно не помешает выкурить трубку… Сигарет же у вас еще нет?
– Что это такое? – переспросил Август.
– Я так и думала, – кивнула женщина. – Тогда трубка и немного вашего кальвадоса.
«Выпивка и табак… Чего еще она нахваталась у Маргариты? Или так снимают напряжение женщины ее мира? Женщины, уравненные в правах с мужчинами?»
– Хорошо, я распоряжусь, – сказал он вслух, отложив размышления на тему равенства полов до лучших времен. – Хотите, чтобы вам их принесли прямо в ванную комнату?
– Да, Август, это было бы замечательно, – кивнула Теа. – Мне надо прийти в себя…
На самом деле Август понимал, какой душевный кризис переживает женщина, и если немного алкоголя и табачного дыма помогут ей с этим справиться, он будет только рад. И ведь он не ханжа, а злой колдун. Так что он сразу же распорядился: маленький графинчик яблочного бренди и новенькая, не обкуренная трубка из вишневого дерева, заботливо набитая виргинским табаком. Все это было доставлено к большой медной ванне, в которую слуги натаскали из кухни горячей воды.
Теа, как доложила Августу Маленькая Клод, действительно залезала в ванну в расстроенных чувствах. Плакала, ругалась по-французски и, кажется, по-немецки, курила, пила кальвадос. И снова ругалась, но уже на каком-то другом, совсем незнакомом служанке языке. В себя она приходила часа полтора. Сначала сидя в ванне, куда слуги трижды добавляли горячей воды. Затем у себя в спальне, стоя у открытого окна. А после и вовсе улеглась на постель и заснула, проспав обед и проснувшись лишь к позднему ужину.
За столом сидела хмурая. Разговаривала через силу. Аппетита тоже, как видно, не было. Попробовала то да се и остановилась на простой медовой коврижке. Зато вина выпила много – три бокала, даже не вспомнив о родниковой воде, специально для нее приготовленной на столе в хрустальном кувшине. Так что разговора не получилось, но назидания о вреде чрезмерности в употреблении крепких напитков Август оставил при себе. Сам не без греха. Вон как напился в вечер Великого колдовства.
«Да, на трезвую голову я бы вряд ли решился, – честно признал он. – Но что сделано, то сделано, и, может быть, это даже хорошо, что я тогда был пьян…»
Вилла Аури, день седьмой
Увидеть чужое колдовство трудно, хотя и возможно. Легче просто почувствовать, но это если вы развили свою восприимчивость к определенным составляющим гоэтии. И, разумеется, надо знать, на что «смотреть». Август был хорош на дистанциях до трехсот метров. Умел увидеть, как оживает заклятие или работает инсталляция. Иногда видел магические потоки «чужими глазами», но только тогда, когда сильное возмущение начинало влиять на кортеж[18]. Магическая эманация изменяла свою интенсивность и цвет… В общем, это легче было пережить, чем объяснить словами. Однако Теа на такой уровень силы не выходила, и Август мог только гадать, что и как она делала. А делала она крайне странные вещи. Например, неосознанно внушала слугам то, к чему интуитивно стремилась, как произошло с той же Клод, которая разом забыла, что Теа не всегда умела говорить по-французски. Но чаще у Теа получалось совсем не то, на что она рассчитывала. Как, например, тогда, когда место того, чтобы зажечь магическим посылом свечу, она превращала в угольную пыль дрова, сложенные в камине.
Тут все было неправильно. Отчего именно дрова в камине, а не портьеры, скажем, или гобелен? Ведь Теа смотрела на свечу и, значит, направила силу не туда, куда надо. Одним словом, ошиблась. Однако и случайной такую ошибку не назовешь. Потому что раз за разом это был камин. И каждый раз приложенная сила должна была быть попросту огромной, и, значит, Август должен был видеть ее дурное колдовство. Но он его даже не чувствовал. И все-таки лиха беда начало. Уже одно то, что женщина способна устроить такой реприманд
