Дама Пик - [11]
Август снял сапоги и встал босыми ногами на пень, оставшийся от старого дуба. Сейчас он находился в центре сложной инсталляции, отчасти нарисованной на голой земле чертами стилоса, горками толченого угля, смешанного с различными маслами, алхимическими тинктурами и сухими травами, отчасти собранной из трех типов свечей, палочек, выструганных из древесины семи различных пород, золотых самородков, серебряных монет и пяти первых камней: алмазов, рубинов, изумрудов, сапфиров и топазов. Прямо перед ним в пяти метрах от края управляющей инсталляции начиналась фокусная инсталляция. Там, в круге, очерченном с помощью чистейшего кварцевого песка, и должна была возродиться блистательная Теа д’Агарис.
Август начал с того, что зажег свечи. Они вспыхивали одна за другой, и, по мере того как на земле возникал сложный трехцветный рисунок, образованный красными, черными и желтыми свечами, оживал и так называемый объективированный гримуар. Вскоре Август почувствовал, как созданные им и уже начавшие «работать» инсталляции тянут энергию из земли, воды и воздуха, из растений – деревьев и трав – и из живых организмов, из попавших в тенета магии птиц и зверей. А между тем потревоженные набиравшей силу волшбой, начавшей стремительно разворачиваться во времени и пространстве, по краям поляны стали собираться элементали. Эти полуразумные стихийные духи были привлечены эманацией магии и, сами того не замечая, встраивались в быстро растущий аркан невероятного по сложности колдовства.
Все это время Август контролировал происходящее, корректируя отдельные элементы волшбы с помощью вербальных формул и «Слов силы». Но вот наступил момент, когда должен был начаться процесс воплощения, и Август не мешкая открыл доступ к исходной информации. Пали установленные заранее барьеры, рассыпался в прах сундук из заговоренного дерева, и магические потоки устремились к объектам, хранившим память о Теа д’Агарис. Это были вещи, которые с большим трудом и за немалые деньги Август собрал за прошедшие годы: прядь волос, которую двадцатилетняя женщина оставила на память Густаву де Фуа, ее щетка для волос – Теа пользовалась ею, когда жила в Венеции, дневник, который графиня Консуэнская вела на протяжении нескольких лет, прожитых ею в Вене, и, наконец, ее бальное платье, чудом сохранившееся в гардеробной замка у Холодного ручья.
Сначала ничего не происходило, но уже через несколько минут, в течение которых Август читал вслух «Большой речитатив творения», он увидел, как устремились к формирующему фокусу подхваченные магическими потоками тоненькие, похожие на туманную дымку струйки разнородных элементов. Живое и неживое смешивалось и преображалось, и вот уже в круге творения «фокусной» инсталляции начал формироваться скелет женщины. Это было невероятное зрелище, но еще грандиознее выглядел сам процесс, видеть который Август мог только внутренним зрением. Едва ли не по всей пуще умирали сейчас волки, медведи, косули и кабаны, их жизненные силы подпитывали процесс воплощения, а элементы, из которых состояли их организмы, шли на формирование возвращающегося из небытия божественного женского тела.
Женщина возникала из ничего, постепенно обретая плоть и форму. Зависнув в метре над землей, ее тело медленно вращалось, охваченное зеленоватым пламенем творения, и с каждым новым оборотом она становилась все более и более реальной, в ней возникало все больше черт, принадлежавших когда-то молодой Теа д’Агарис. Вращение прекратилось в тот момент, когда закончилась первая Большая волшба и началась вторая. Тело графини перешло из вертикального положения в горизонтальное, как если бы она возлежала теперь на невидимой поверхности все в том же метре над землей, и Август направил «Поток жизни». Сейчас он лишь превращал мертвое тело в живое, заставляя забиться не умеющее работать сердце. Надо было запустить кровоток и помочь легким наполниться воздухом. Однако в живом организме так много жизненно важных органов, каждый из которых работает не только сам по себе, но и в гармонии с остальными, что Август форменным образом вспотел, пока сумел завершить процесс. И вот лежащая перед ним женщина сделала первый вдох. Ее мозг принял управление над процессами жизнедеятельности, и она ожила, но все еще не проснулась, поскольку просыпаться пока было некому. В этом совершенном теле уже поселилась жизнь, но по-прежнему не было души.
Теперь наступила третья Большая волшба. И вот здесь никакие инсталляции помочь уже не могли. Они свою задачу в принципе выполнили и сейчас лишь подпитывали Августа так необходимой ему силой. Начиналась чисто вербальная или, лучше сказать, интуитивно-вербальная волшба. Высшая магия, если угодно, а не низшая, поскольку Август не демона призывал, а должен был найти где-то в «нигде и никогда» бессмертную душу Теа д’Агарис и разбудить ее от посмертного сна. Это потребовало от него предельной концентрации всей его воли. Там, куда медленно, но верно двигалась, прожимая Барьер, его собственная душа, действовали совсем другие законы и принципы. Прежде всего, в «нигде и никогда» нет пространственных и временных координат. Движение там означает нечто совсем другое, чем в вещном мире. Там нет света и нет тьмы. Нет пространства в обычном понимании этого слова и нет жизни. И в то же время там есть «глубина» и «протяженность», «направления» и «время», являющееся всего лишь тенью обычного времени или, лучше сказать, его изнанкой.
