Дама пик - [13]

Но он проводил четкую границу между “политиками” – в полиции это директора служб, инспекторы, профсоюзные деятели высшего звена, начальники канцелярий, и всех их он яростно презирал, – и “профессионалами”, выполняющими свою работу: они могли делать ее лучше или хуже, но это была настоящая работа. Граница оставалась размытой, подвижной, и скверные профессионалы временами охотно переходили в политики. С хорошими профессионалами это случалось значительно реже. А политики вообще никогда не становились профессионалами.

Тремя годами раньше Мартен отказался от перевода с повышением в Центральную дирекцию общей разведки. Он не перешел бы в “политическую” полицию ни за какие коврижки. Он считал, что служит обществу, а не государству (разница для него принципиальная). Он был одним из лучших в уголовке и собирался таковым оставаться. Ему было известно, что отказ равносилен пятну в его служебном досье, однако он также знал, что политики не могут обойтись без хороших профессионалов.

Несмотря на неизбежные уступки и компромиссы, несмотря на блистательное умение манипулировать политиками – своими начальниками, – он всегда считал себя хорошим ремесленником, выполняющим полезную работу ради общего блага. И так продолжалось, пока на его пути не встретился убийца с арбалетом. В этот момент все его убеждения пошатнулись.

Он снял сорочку и стал рассматривать себя в зеркале ванной комнаты. Сошел не только жир. Мышцы тоже растаяли. За несколько месяцев тренировок, безусловно, удастся набрать приемлемую форму, если избегать травм. Он знал, что его дорога к моральному восстановлению лежит через тяжелые физические усилия. Так он устроен.

Я снова стал самим собой, мысленно произнес он, глядя в зеркало и не зная, то ли это констатация факта, то ли пожелание.

Сегодня вечером он приготовит ужин для своих девочек.

Он пойдет за Марион в редакцию и вернется с ней домой. По дороге они поговорят.

Изу он тоже не собирался исключать из своей новой жизни.

Жаннетта размышляла, сидя в кабинете Мартена, который она захватила без зазрения совести, предпочтя его каморке, полагающейся ей в соответствии со званием. Она рассеянно крутила в руках стеклянный куб, в который были вставлены фотографии ее дочки в разном возрасте и мужа: пять дочкиных и одна мужнина. Такой же куб стоял и у нее дома, в коттедже восточного пригорода.

Муж не выдержал того, что с ней случилось. Убийца с арбалетом разрушил их брак. Они жили раздельно и ожидали развода. Мужчины такие хрупкие, подумала она, разглядывая тонкое, немного упрямое лицо бывшего мужа. Даже Мартен оказался менее стойким, чем она ожидала.

Было обеденное время, в кабинетах тишина. Перед ней лежал надкушенный бутерброд, который она не доест, на дне чашки – немного чуть теплого кофе. Она не застала времена, когда полицейским было наплевать на обеденный перерыв. Самые старые вспоминали об этом со смехом. Настоящих сыщиков не осталось. Все они превратились в канцелярских крыс, следующих распорядку дня, словно бюрократы из почтового ведомства или страховой компании.

Месяц назад она получила повышение, однако понимала, что особой ее заслуги в этом нет, никаких иллюзий на сей счет она не питала. Даже если бы она не вычислила убийцу с арбалетом (который, между прочим, чудом ее не пристрелил), ее бы все равно повысили. Число сотрудников полиции, не норовивших, как только ситуация позволит, сбежать из столицы и вернуться в родные края, стремительно сокращалось, поэтому оставшиеся быстрее поднимались по службе.

В Париже гораздо проще, чем в других местах, сделать карьеру в администрации, даже женщине.

Однако Жаннетта, уроженка Шербура, держалась за Париж вовсе не из карьеризма. Просто здесь ей было хорошо. Она любила столицу, и в этом городе, с Мартеном или без него, дел, попадающих к ней, всегда было больше, и они оказывались более сложными и увлекательными. Ни за что на свете она бы не вернулась на работу в провинцию.

Она допила остывший кофе. По ее заказу фотографии убитого отсканировали и отретушировали, и теперь она рассматривала его лицо – крупный план, анфас, в три четверти, оба профиля. Следы крови и зияющую дыру на затылке скрыли, а глаза подретушировали, и они выглядели живыми.

Отпечатки, приколотые кнопками к пробковой доске напротив стола, мало чем помогли ей.

Опубликованное обращение к возможным свидетелям результатов пока не принесло.

Если убитый был полицейским, что по-прежнему казалось ей вероятным, то неясно, каким образом можно ускорить события. Национальная полиция насчитывает чуть больше ста пятнадцати тысяч сотрудников, не говоря уж о жандармах. Она, естественно, разошлет фотографии по электронной почте во все службы общественной безопасности, в региональную полицию, дирекцию общей разведки, пригородные комиссариаты, центральную администрацию… А почему бы не во внутреннюю контрразведку и даже управление внешней безопасности? Не важно, что несколько тысяч сотрудников этих служб подчиняются не Министерству внутренних дел, а Министерству обороны.

В худшем случае ее сочтут сумасшедшей. Но если это действительно опер, кто-то его когда-нибудь да узнает, хотя процент невыхода на службу настолько высок, что среди тысяч полицейских, отсутствующих на более или менее законных основаниях, вряд ли быстро хватятся человека, действительно пропавшего без вести.