Дальше солнца не угонят - [11]
Тогда Сенька уже добился черноволосой Нинки и, когда мясо сварилось, приказал Барбосу позвать ее вместе с подружками на спирт "под баранину".
Все уплетали мясо с аппетитом, особенно урки, чавкая и обсасывая пальцы. Пока это варево с жадностью поглощалось, Барбос, по приказанию Кудрявого, несколько раз вставал на корточки перед дверью и, заглядывая в глиномеску, тявкал, изображая собаку.
Нинку и ее подружек затошнило. Они догадались, что их накормили собачатиной, и повыскакивали из глиномески, зажав рты руками, чем вызвали огромное удовольствие урок, загоготавших им вслед. Больше всех ржал Кудрявый, держа в руке обглоданную собачью ляжку.
Лагерный воришка и шестерка получил от Кудрявого за эту собачью "работу" кусок "баранины" и кличку Барбос. Ему-то и поручил Кудрявый выследить, где встречаются Любка и Степка.
— Тише, здесь! — прошептал Барбос уркам и Кудрявому.
Они подошли к забою.
— Я первый,— остановил своих дружков Сенька,— вы потом,— и включил шахтерскую лампу.— Тебе тоже достанется,— оскалился Кудрявый, похлопав по плечу Барбоса,— я свистну! — И пригнувшись, осторожно полез в узкий проход забоя.
Машка Копейка сидела в будке у нормировщицы на главной штольне. Помня о Любкиной просьбе заменить ее в бригаде какой-нибудь женщиной из вечерней смены, чтобы остаться в шахте со Степкой, Машка, дождавшись знакомой бригадирши, их общей подружки, болтая с нормировщицей о разных лагерных пустяках, вдруг увидела в окно проходивших мимо будки Сеньку с дружками. Машка, почувствовав недоброе, выскочила из будки и, крадучись, пошла следом за ними по главной штольне.
Осторожно прокравшись в глубь забоя, Сенька Кудрявый прислушался к легкому посапыванию...
"Здесь,— подумал злорадно Сенька,— спят, падлы!" — включил лампу и направил свет на спящих.
— Что надо? Что надо? — привстал первый Степка, заслонив глаза рукой от яркого света.
— Не тебя-я-я,— протянул Кудрявый,— ты нам и на х... не нужен! Вот она нужна!
Степка вскочил и отпрянул к стене забоя.
— А ну, сгинь отсюда! — провел лучом лампы за ним Кудрявый.— Да так, чтоб хвост трубой!
— Ты что, Степушка,— потянулась в темноте Любка,— побрызгаться захотел?
— Проснулась, сучка? — перевел луч лампы на Любку Кудрявый и подскочил к ней.
— Убери лампу,— привстав, равнодушно сказала Любка, поправляя рукой растрепанные волосы.— Что ты, как сексот, выслеживаешь? Может, оперу донесешь?
— Ах ты, сучка! — взорвался Сенька и что есть силы ударил сапогом Любку в бок. Та от неожиданности охнула, схватилась руками за бок, хотела подняться, но взбесившийся Сенька не давал ей встать, бил попеременно то левой, то правой ногой, повторяя со злостью: — На, сука, на!
— Ой, сволочь! Ой, гад! — стонала Любка после каждого Сенькииого удара.
Опомнившись, Степка сначала хватал Кудрявого за руки, стараясь оттащить его от Любки, но вдруг пронзившая его сознание мысль о том, что она беременна, заставила Степку с силой оттолкнуть от нее Кудрявого. Тот полетел с ног, мгновенно вскочил, матерно выругался и, нагнувшись, протянул руки к сапогу.
— Степ, берегись, нож! — простонала Любка.
Степка снова отпрянул к стене забоя. Кудрявый осветил Степку лампой, перешагнул Любку и пошел на него с ножом.
Любка схватила сзади Сеньку за ноги:
— Не трогай его, гад ползучий, не трогай! — умоляла она, ругаясь и плача.
Испугавшись ножа, Степка быстро присел на корточки, лихорадочно шаря руками вокруг себя, нащупал кусок породы и до боли сжал его в правой руке. Сенька оттолкнул от себя Любку и, повернувшись к ней, только и успел сказать: "Отстань, су..." Брошенный Степкой острый камень попал Кудрявому прямо в висок. Сенька, выронив нож, как-то неестественно схватился руками за голову, будто желая ее себе свернуть, припал на подкосившуюся правую ногу и рухнул рядом с Любкой.
— Вот зараза! Бежим, Степушка, бежим! — охая и причитая, поднялась она при помощи Степки. Еще больший испуг овладел ею, когда они попытались растормошить Сеньку, голова которого от этого безжизненно заболталась из стороны в сторону.
— Уби-и-ил! — прошептала Любка и, уже боясь и волнуясь за Степку, схватила его крепче за руку.— Бежим, бежим! — тянула она Степку вниз, к проему забоя.— Да очнись же ты, Фитиль несчастный! Вот тебе и свободка! — злилась Любка.— Ну что ты идешь, как пыльным мешком трахнутый!
Степка, действительно, себя не помнил.
— Стой! — вдруг остановилась Любка. Она быстро взбежала к месту, где они лежали, сдернула с досок две телогрейки, подхватила Сенькин нож, валявшийся у него в ногах, и так же поспешно спустилась обратно.
Степка сидел на куске породы и тяжело дышал.
— Пошли, пошли! — схватила Любка снова его за руку.
Внизу, метрах в ста от них, у проема забоя замелькали одна за другой несколько шахтерских ламп...
— Погаси лампу! — прошипела Любка, крепко сжав Степкину руку.
— Сенька-а-а! Кудря-я-вый! — крикнули снизу.
— Они-и! — чуть слышно сказала Любка, узнав по голосу Сенькиных дружков.
— Кто они? — смутно догадываясь, о чем говорит Любка, тихо спросил ее Степка.
— Не слышишь, что ли?
— Слышу.
— На, держи нож! Может, и отвалят...
— Жди! — возразил хмуро Степка, взяв нож.— Ты что, их не знаешь, гадов?
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.