«Дальше… дальше… дальше!» - [18]

Струве. И все это после той пули в затылок, которую вы получили от них?

Спиридонова. В лицо, господин Струве, в лицо. (Залу.) Да, нам всем тогда казалось, что в своей борьбе с большевиками мы думаем о завтрашнем дне России, а оказалось, что мы жили только сиюминутными узкопартийными интересами. Это и мы убили политическую оппозицию в России и создали для большевиков невыносимые, развращающие условия для существования. Бесконтрольная власть погубит и святого. Ни на йоту не отказываясь от программной стратегии своей партии, тактику хочу предать анафеме. Когда я делала свои последние шаги по этой земле, я думала и о нашей вине. Но все-таки не судите нас строго. Мы искренне верили, искренне заблуждались, до боли сердечной любили Россию и умерли, несмотря ни на что, идейными людьми, свято верящими в социализм.

Струве. Поразительно!

Ленин. Вам этого не понять, Петр Бернгардович.

Струве. Да, наверное. И тем не менее последний мой довод. Что произойдет в результате революции? Вы выпустите на сцену Хама.

Ленин. Вон вы как заговорили о любимом народе.

Струве. Да, Хама. Чтобы держать его в узде, никакие нэпы не помогут. Что делать с Хамом, — вот главный вопрос для любой власти в России. Только самоубийцы могут думать о демократии на российской почве, тем более социалистической. Чтобы загнать Хама обратно в стойло, Сталину придется встать на государственный, имперский путь. Он будет строить великую мировую державу, а не первую фазу коммунистического общества. Ну, а поскольку таким образом большевизм будет дискредитирован, люди начнут искать выход в великой русской национальной идее, только она способна вытеснить большевизм. Марксизм, социализм в России ждет смерть. Так стоит ли, Владимир Ильич?

Ленин (ирония). В гимназии по закону божьему у меня всегда была пятерка. Я отвечу вам словами святого апостола Павла из первого послания к коринфянам: «Ибо как смерть через человека, так через человека и воскресение».

Три звонка во входную дверь. Появляется Фофанова. Струве возвращается на свое место.

Перемена света.

Фофанова. Это я! Мосты разводят! Говорят, Керенский приказал! Я, как услышала, отпросилась — и домой. Вы обедали? Вот «Рабочий путь» по дороге купила. Утром, оказывается, юнкера разгромили типографию, а наши отбили и номер выпустили…

Ленин(погружается в газету). А что вам сказала Надя?

Фофанова(накрывает на стол). ЦК согласия не дает. Вас ищут.

Ленин. А что на улицах? Началось или нет?

Фофанова. Да как вам сказать… Вроде все, как обычно. На улицах людей много, магазины работают, очереди… Если и началось, то как-то незаметно…

Ленин(просматривая газету). Что? Что? Они сошли с ума! Они решили ждать съезда! Это крах!

Фофанова. Что с вами, Владимир Ильич?

Ленин. Так вот почему меня маринуют здесь… Вы читали, что пишет Сталин в передовой? Не восстание сегодня, а ожидание съезда завтра. Теперь мне все становится понятным… соратники… друзья… Вчера Зиновьев и Каменев… сегодня Сталин и Троцкий… Маргарита Васильевна, никуда не уходите. Сейчас я подготовлю для вас письмо…

Перемена света.

(Сталину и Троцкому.) Что это значит?

Троцкий. События развиваются планомерно. Мосты развести не дали, собираемся установить контроль над телеграфом.

Сталин. Мы выбрали такую политику…

Ленин(яростно). Это говно, а не политика! Перестаньте кормить меня сказками! Я спрашиваю вас в лоб: сейчас три часа дня, мы имеем факт восстания или нет? Или вы снова пытаетесь протащить тактику ожидания съезда?

Троцкий. Вы посмотрите, как красиво все получится… Простым голосованием…

Ленин. А если у нас не будет большинства?

Сталин. Если…

Ленин. Где точные ответы на тысячи «если»? Их нет. Значит, будем строить тактику, исходя из невесомых величин, исходя из фраз? Но это же не политика, а азартная игра! Сегодня за нами идет большинство народа, у нас есть возможность почти бескровно взять власть, а вы играете вещами, которыми играть нельзя! Вы оба все время заглядываете в историческое зеркало, — как мы выглядим, какие молодцы, простым тактическим ходом решим великие стратегические задачи. А если сорвется? Чем прикажете удовлетвориться народу? Вашими охами и вздохами и идиотскими сожалениями?

Троцкий. Ну, знаете, Владимир Ильич…

Ленин. Знаю! Через пять месяцев в Бресте опять будет игра, а не политика! Это поразительно! Вы все — и Зиновьев, и Каменев, и Троцкий, и Сталин — вы все по праву входите в большевистский штаб, роль каждого огромна, но ваши достоинства, продолженные дальше определенной грани, превращаются черт знает во что! Не только порча дела, помеха делу, но и крах всего дела! Почему вы не пускаете меня в Смольный?

Сталин. Из соображений безопасности.

Ленин. Бросьте, Сталин! Вы прекрасно понимаете, что мое появление в Смольном положило бы конец вашим играм в ожидание съезда, и поэтому держите меня на задворках. Безопасность… А вам с Троцким не приходит в голову, что в конце концов я плюну на ваши отказы дать мне охрану и пойду один… через весь город, где на каждом углу меня ловят и собираются укокошить… Впрочем, говорить с вами сейчас бесполезно, вы слышите только себя… (Обращается к большевикам.)