Дальний остров - [89]

Первая половина книги намного лучше, чем вторая. Раты привлекательны именно потому, что многие их переживания далеко не привлекательны. Второстепенные персонажи, появляющиеся в начале книги, зачастую смешны, запоминаются и словно бы отражают изменчивость настроений, свойственную главным героям: вот менеджер по кадрам, который откидывается у себя за столом до почти горизонтального положения; вот врач, который терпеть не может детей; вот наемная домоправительница, которая нещадно лупит непослушных маленьких Ратов. Первая половина романа читается с удовольствием. Погрузиться в старомодное социальное повествование, которое предлагает нам Уилсон, все равно что прокатиться в старом, винтажном «олдсмобиле»: вас удивляют комфорт, скорость, удобство управления; знакомые пейзажи, когда на них смотришь сквозь эти маленькие окна, выглядят свежо.

Вторая половина книги принадлежит Бетси — лучшей половине Тома. Их прошлые отношения — это три года юношеской сентиментальной любви, затем четыре с половиной года разлуки и лжи военного времени, затем девять лет секса «без страсти» и семейной жизни «без подлинных чувств, за исключением беспокойства»; тем не менее Бетси — преданная жена. Она принимается осуществлять программу семейного самосовершенствования. Побуждает Тома участвовать в местной политической жизни. Продает ненавистный дом и, выводя семью из затхлого «изгнания», переселяет ее в более престижное место. С головой окунается в предпринимательскую деятельность с высоким уровнем риска. Что еще важнее, Бетси беспрестанно уговаривает Тома быть честным. Суть повествования, таким образом, плавно меняется — от «привлекательная в своем несовершенстве пара борется с приспособленчеством пятидесятых» к «одолеваемый чувством вины мужчина пассивно получает помощь от великолепной женщины». Хотя в жизни встречаются люди столь же великолепные, как Бетси Рат, с литературной точки зрения такие персонажи отнюдь не великолепны. В предисловии к роману Слоун Уилсон так рассыпается в благодарностях Элиз, своей первой жене («многие из мыслей, на которых основана эта книга, принадлежат ей»), что невольно начинаешь думать: может быть, этот роман — своего рода любовное послание от Уилсона к Элиз, хвалебное слово их браку? А может быть, даже попытка рассеять свои собственные сомнения насчет этого брака, убедить себя в своей супружеской любви? С книгой в ее женской части, безусловно, происходит нечто сомнительное. Несмотря на обилие конфликтов в семействе Ратов, Уилсон решительно отказывается позволить своим героям приблизиться к подлинному несчастью.

Одна из мыслей, которые ясно читаются в романе «Человек в сером фланелевом костюме», такова: гармония в обществе — производное от гармонии в каждой семье. Война серьезно повредила здоровью Соединенных Штатов, вбив клин между мужчинами и женщинами; война отправила миллионы мужчин за границу убивать, становиться очевидцами смерти и сходиться с местными девушками, в то время как миллионы американских жен и невест ждали дома, старались не терять бодрости, лелеяли свою веру в счастливый конец и несли на своих плечах весь груз незнания; и теперь, говорит книга, только честность, только открытость способна восстановить связь между мужчинами и женщинами и исцелить недуг общества. Том под конец высказывается так: «С миром я вряд ли сумею сделать что-нибудь путное, но свою жизнь я привести в порядок могу».

Если вы верите в любовь, верность, правду и справедливость, не исключено, что вы будете дочитывать «Человека в сером фланелевом костюме» со слезами на глазах. Но при этом, пусть сердце ваше и будет таять, не исключено, что вы подосадуете на себя за податливость. Подобно Фрэнку Капре в самых прекраснодушных его фильмах, Уилсон предлагает вам поверить, что если только мужчина проявит настоящую отвагу и честность, то все устроится наилучшим образом: ему предложат отличную работу в двух шагах от дома, местный застройщик его не обманет, местный судья примет абсолютно справедливое решение, зловредного мошенника отправят куда подальше, промышленный магнат проявит порядочность и гражданскую ответственность, местные избиратели проголосуют за увеличение налога с самих себя ради блага школьников, бывшая возлюбленная за границей будет знать свое место и не причинит никому неприятностей, и брак, пропитанный мартини, будет спасен.

Готовы вы на это клюнуть или нет, роман, так или иначе, верно отражает дух пятидесятых с их неловким приспособленчеством, уклонением от конфликтов, политическим квиетизмом, культом нуклеарной семьи и приятием классовых привилегий. Раты намного более «серофланельны», чем им самим кажется. От «скучных» соседей они, как нам в конечном счете хотят внушить, отличаются не своими горестями или странностями, а своими добродетелями. В начале романа Раты примеряют на себя иронию и сопротивление, но под конец они радостно богатеют. Улыбающийся Том Рат из главы 41 был бы для объятого смятением Тома Рата из главы 1 образцом самодовольства, вызывающим страх, смешанный с презрением. Бетси Рат, в свой черед, с жаром отметает мысль, что пригородные болезни могут иметь системные причины. «Люди сегодня слишком уж усердно ищут всему объяснение, — считает она, — и слишком мало полагаются на отвагу и действие». Том, получается, охвачен смятением и несчастлив не потому, что война творит моральную анархию, и не потому, что бизнес его работодателя — это «мыльные оперы, рекламные вставки и публика в студии, которая мелет чепуху». Нет, проблемы Тома чисто личные; что же касается Бетси, ее активность строго ограничена местными и домашними делами. Более глубокие экзистенциальные вопросы, поднятые четырьмя годами войны (или четырьмя неделями в «Юнайтед бродкастинг», или четырьмя днями материнства на скучной улице в Уэстпорте), обходятся: потери, видимо, нам предлагают списать как неустранимые издержки десятилетия.