Дальние края - [4]
В спальнях накомарники, висевшие прежде над каждой койкой и похожие издали на сплошную белую паутину, были свернуты и прибраны, и деревянные рамы теперь сиротливо торчали за спинками кроватей.
Койки в спальнях стояли в два этажа. Хоа спала внизу, а над нею — девочка по имени Лиен.
Лиен ужасная болтушка, и бывало даже, после удара гонга, означавшего «Всем спать!», свесит голову вниз и сообщит какую-нибудь новость, которой не успела поделиться днем.
Но и Лиен уже нет в школе, вчера вечером за нею приехала мама. В коридорах, в классах — в обоих этажах школы — ни души. Так что хочешь не хочешь — все время вспоминаешь уехавших подруг. Иногда, правда, можно увидеть людей возле школьной канцелярии, услышать их голоса и смех; но это все больше учительницы: они остались, чтоб подвести итоги учебного года.
Каждый день Хоа поднимается ни свет ни заря, умывается, чистит зубы, потом снова укладывает мыльницу, полотенце и щетку в полинявший зеленый рюкзак и бежит к воротам. Сперва она для приличия поговорит со сторожем о том о сем, а после спрашивает, нет ли для нее писем или каких-нибудь вестей. Сторож глянет на нее через свои очки в черной роговой оправе — они вечно сидят у него где-то на середине носа — и ответит:
— Пока ничего нет, внучка.
И Хоа, понурясь, бредет обратно и садится с книжкой или, вот как сейчас, играет одна во дворе. Ей боязно уйти подальше: прибудет письмо, а ее-то и нет!..
Сегодня утром к девочке подошла молодая учительница — по имени Ань. У нее был сайгонский выговор — певучий и мягкий.
— Ну, как дела, Хоа? — спросила она.
Хоа улыбнулась, поднялась на цыпочки и приколола цветок фыонга к волнистым черным волосам учительницы, потом поглядела на нее и сказала:
— А знаете, красный цветок очень идет к вашей прическе.
Ань ласково погладила девочку и снова спросила:
— Ты ведь, по-моему, была в списке уехавших в До-шон?
— Ага. Только я не поехала.
— Где же ты собираешься провести лето? Так за тобой никто и не приехал?
— Папа приедет и увезет меня далеко-далеко. У меня будут особенные каникулы, каждый день — примечательный!
— Да ну? — Учительница покачала головой. — Жаль, к не знала об этом раньше. — Она поправила завернувшийся воротничок Хоа. — Желаю счастливых каникул, таких, как тебе хочется. Не забудь, напиши мне, ладно?
— Ага.
— И вот еще что: куда бы ты ни поехала, старайся побольше общаться с людьми, изучай природу. А то уткнешься в книжку и ничего не увидишь вокруг. Чтение, конечно, дело нужное, но все хорошо в меру. И постарайся хорошенько отдохнуть и поправиться, а то ты совсем худышка.
— Ладно.
Учительница ушла, а Хоа стало грустно: уж очень ей нравился ласковый голос Ань и улыбка и ямочки на щеках. «Вот если бы Ань преподавала у нас литературу! — думала Хоа. — Ее всегда так интересно слушать».
О том, что папа увезет ее далеко отсюда и каникулы у нее будут особенные, Хоа рассказала не только учительнице: она говорила об этом каждому, кто заводил речь о планах на лето. За неделю до каникул она получила от папы письмо, он-то и написал ей об «особенных каникулах».
Она разгребла ногой красный ковер лепестков и снова; отправилась к воротам, готовясь услышать опостылевшую фразу сторожа: «Пока ничего нет, внучка». Но едва она подошла к опустевшей баскетбольной площадке, как сторож сам выбежал ей навстречу.
— Эй, Хоа! Хоа! — кричал он. — Скорей, внучка, тебе письмо!
Она подбежала и схватила конверт. Дрожащими пальцами Хоа развернула сложенный вчетверо листок и увидела строчки, написанные знакомым почерком:
Я хотел сам приехать и взять тебя из школы. Но мы сейчас составляем технический отчет за первое полугодие, и я очень занят. Потом, еще мне надо готовиться к совещанию, так что вырваться нет никакой возможности. Ты уж не сердись, так вышло.
Дядя Тоан едет в порт получать для нашего госхоза машину. Я попросил его на обратном пути заехать в школу и привезти тебя сюда, к нам. Я ему все объяснил подробно. Так что ты не волнуйся и приезжай вместе с дядей Тоаном.
Целую тебя, доченька, и жду.
Хоа страшно обрадовалась. Она обняла сторожа и сказала:
— Спасибо вам, дедушка. Теперь за мной тоже приедут. Счастливо оставаться! Я вернусь в конце лета и непременно привезу вам что-нибудь в подарок.
Старик, вконец растроганный, не знал, что и отвечать. Он только кивал головой и бормотал что-то себе под нос, глядя вслед Хоа, со всех ног припустившей к спальному корпусу.
Хоа надела рюкзак и вприпрыжку, как воробей, побежала обратно к воротам. Случись все это в обычное время, она, конечно, не меньше четверти часа простояла бы, разглядывая диковинную машину, приехавшую неведомо откуда и стоявшую прямо напротив ворот. Но сегодня ей было не до того. Она заглянула в переулок и, не найдя там никакого автомобиля, побежала за угол, к универмагу — автомашины не было и здесь, не считая тех, которые мчались одна за другой по мостовой. Хоа добежала до самого сквера Лак-виен: никого — ни людей, ни машины. Тогда она бросилась обратно к школе и, запыхавшись, спросила сторожа:
— Дедушка, где же автомобиль, который приехал за мной? Вы не помните, кто передал вам письмо?
