Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11 - [126]

Борис Александрович слушает предварительный отчет и вдруг вспоминает эпизод из своих камчатских поездок. И через несколько минут люди разных поколений поочередно воскрешают в памяти интересные события давно минувших и совсем недавних походов. Стены раздвинулись — нет больше старой конторской мебели двадцатых годов, нет сквера, ведущего к Комсомольской пристани. Перед нами снова встают картины волнующих встреч с неповторимой, всегда прекрасной природой. Чего здесь больше — восхищения ее творениями или же радостей собственного бытия в кругу друзей, единомышленников, бытия почти первозданного, чистого как родник?

Борис Александрович встает, подходит к карте и неожиданно говорит:

— А не хотели бы вы пройти по одному интересному маршруту?

Подождав, пока установится всеобщее внимание, продолжает:

— В 1639 году казак Иван Москвитин первым из русских вышел к Охотскому морю. Известно, что перевалили они через хребет Джугджур, а вот где точно — неизвестно. Найти бы перевал, описать, отснять его...

Борис Александрович уже с грустью закончил:

— Давно я котел попасть в этот район, но все как-то не получалось.

После Камчатки, как после первой любви, все лучшее у нас связывалось только с ней, страной вулканов, все же остальное казалось малоинтересным. Что может дать нам Джугджур? Чем удивит, чем порадует? Через хребет прошел Москвитин? Но проложите на карте Дальнего Востока пути землепроходцев, отметьте заложенные ими остроги, зимовья: Дмитрий Зырян и Михаил Стадухин срубили Нижнеколымское и Среднеколымское зимовье (1644 год), Исай Мезенец и Семен Пустозерец прошли на кочах от устья Колымы до Чаунской губы (1646 год), Семен Дежнев и Федот Попов, обогнув Чукотку, вышли в Тихий океан (1648 год)... Пунктирные линии, сложно переплетаясь друг с другом, заполняют всю карту: жестокое Заполярье, коварное Приохотье и труднопроходимые дебри Уссурийского края. Настойчиво продвигались служилые, промышленные люди на Восток. Не одними острожками и зимовьями отмечен их ход. И поныне стоят могильные кресты в долинах Малого Анюя, по другим малым и большим рекам, а под ними — прах людей одержимых, что упрямо шли «встречь солнца», подводили аборигенов «под высокую государеву руку», «мягкой рухлядью» и другими богатствами укрепляли казну.

А сегодня на календаре 1969 год, месяц сентябрь. И хотя мы теперь не просто спортивные туристы, а спелеологи, даже немного альпинисты, но уж очень трудно в двадцать пять, двадцать шесть с небольшим лет искать на Джугджуре, лишенном по-настоящему спортивных препятствий и экзотики, какой-то перевал.

Полные еще нерастраченных, неподточенных болезнями сил, свободные от семейных уз или не слишком пока обремененные ими, мы мечтаем побывать в местах удивительных, необыкновенных: на Курилах, Командорах! Мудростью прожитых лет Борис Александрович понял: не зацепило, не увлекло нас его предложение. И отступил так же мягко, как начал.

Есть в нашей жизни давно подмеченная закономерность — молодости нужны дела трудные, чтобы мышцы ныли от боли, чтобы дыхание рвало грудь, чтобы сердце стучало на пределе. Вот когда настоящий маршрут, вот когда все обострено, и не ты в безбрежном мире, а он — в тебе. Если же вмещается он в тебе, значит, огромен ты — силой, выносливостью и захватывающим, радостным буйством жизни. Вот такие ощущения испытывали мы тогда. И, начав с пещер, мы продолжили поиск новых, детальную топографическую съемку тех, которые были занесены в картотеку нашей спелеосекции.

Прошел год. Обсуждая летние маршруты, Борис Александрович снова вернулся к необходимости поиска москвитинского перевала. Что-то неуловимое привлекло нас на этот раз, заинтересовало, и летом 1971 года была пройдена Улья, конечный этап перехода Москвитина через Джугджур, а на следующий год — сам хребет с верховьями реки Нет, Северный Уй и затем северный участок хребта — бассейн реки Нудыми.

Кажется, перевал был найден. «Кажется» потому, что в этом деле трудно утверждать наверняка: столько всяких вопросов возникает, когда пытаешься понять суровые, драматичные будни первопроходцев. Но не этим примечателен Джугджур.

Ночь. Мы сидим на хребте у невидимой линии водораздела и пытаемся определить величину магнитного склонения. На растрескавшихся пластинках сланца лежит старая карта, компас, а в черном, фантастически мерцающем небе пульсируют, живут и гибнут миллиарды других осколков необъятной Вселенной. И среди них Полярная звезда, надежда всех затерявшихся в пути. Мы спорим долго, запальчиво, много раз приседая, наконец ложась на хребет, чтобы поймать ее поточнее в прицел компаса. Спорим и незаметно дли себя начинаем говорить о тех, чьими стараниями и усердием, подвигом чьим был открыт наш огромный Дальневосточный край.

Скупы «Расспросные речи» служилых людей: «...А шли они Алданом вниз до Маи реки восьмеры сутки. А Маею рекою вверх шли до волоку 7 недель, а из Маи реки малою речкою до прямого волоку в стружках шли 6 ден. А волоком шли день ходу и вышли на реку на Улью, на вершину...» Нет здесь событий, происшествий, сопутствующих любому, даже однодневному походу в пригородный лес, нет характеров, так масштабно описываемых в романах, но здесь, на Джугджуре, где и сегодня до ближайшего жилья 250—300 километров, да и то по прямой, мы осязаемо, зримо ощутили их подвиг.